Я улыбнулся и ткнул локтем Зыбунину, мол, смотри, все вышло неплохо. Почему-то мне думалось, что данная задача уже практически решена. Катюха и травы — это практически синонимы. Однако моя соседка по парте сидела с таким лицом, будто перед ней поставили чашку со вкусным супом, а вот ложку не дали. И, как выяснилось минуту спустя, она была почти права.

Несколько раз сбившись, я все же смог сосчитать необходимый список трав. Семьдесят два наименования. Неплохой такой гербарий. Катя же сидела, смотря в одну точку. И на глазах ее снова блестели слезы. Опять? Ну уж нет.

Как только прозвенел звонок, я догнал пытавшуюся сбежать Зыбунину. Потому что примерно понимал, что сейчас будет. Она прибежит к себе в комнату и станет рыдать в подушку. Ну, или куда там рыдают девчонки. В любом случае, это жутко неконструктивно. Надо решать проблемы, а не плесень разводить.

— Катя, стой. Ну чего ты переживаешь? Найдем мы все эти травы. Я помогу. Ребята помогут.

— Ты издеваешься что ли? — Развернулась она на ходу. — Пусть у меня есть половина всего этого. Остальное действительно можно найти на территории школы. Но что делать, к примеру, с мертвецким багульником? Или коромыслицей? А о кровяннике я вообще только в книжках читала. Он появляется лишь в местах с сильным выбросом силы на несколько дней, после чего чахнет. Ты понимаешь, что она это все специально? Это нереально собрать.

— Ты сказала, что кое-что можно найти здесь. А за территорией?

— Нам нельзя выходить.

Я взял ее за плечи и посмотрел в глаза.

— Пожалуйста, не расстраивайся раньше времени. Мы все найдем. Я, к примеру, знаю парочку учеников, кому разрешено выходить за территорию школы.

Катя посмотрела смахнула с мокрых ресниц слезы и благодарно прижалась ко мне. Теперь осталось всего ничего — не подвести ее.

От автора:

Все-таки книга неторопливо близится к завершению (очень неторопливо), и встал вопрос о названии второй. Как вы считаете, нужно ли делать все в одной стилистике — Уникум, Фолиум (название рабочее), Практикум или стоит уходить от этих «умов»?

Четырнадцатая зима в моей жизни стала самым волшебным, во всех смыслах этого слова, и увлекательным временем. Школа дарила все новые, любопытные магические навыки и умения. Спортивные клубы умерили свою прыть, по сравнению с началом учебного года. Шутка ли, теперь Якут заставлял нас бегать всего полчаса, видимо, чтобы мы не сильно замерзли. А все остальное время мы проводили на катке или набивая шишки на огромной залитой горке за Башней артефакторики.

Ничего плохого ровным счетом не происходило. Катя до поры до времени, отпустила ситуацию со сбором трав. Хотя бы потому, что в снегу это делать немножко неудобно. На меня же, как и на остальных уникумов, никто больше не собирался нападать. Поневоле многие стали задаваться вопросом о невиновности Петровича. Нет, все точки над «й» мог бы расставить Козлович, но и о его состоянии ничего не было слышно. Мы несколько раз пытались завести разговор о нашем кураторе с другими учителями, но получали только уклончивые ответы. Вроде, скоро он сам вернется и все станет ясно. Вот только это «скоро» все откладывалось и откладывалось.

А пока мифологию Петровича стала преподавать Наталья Владимировна. Та тоже изменилась. Былое веселье больше не виднелось во взгляде Матвеевой. Она поскучнела. К слову, по заклиналке мы и вовсе проходили одни лишь магические щиты разной направленности.

— Матвеева из-за Петровича даже к отцу пошла, — рассказала мне по секрету как-то Зыбунина. — А они несколько лет не общались.

— А кто отец? — спросил я.

— Ты что, сдал геральдику и все забыл? Матвеевы одни из двенадцати.

Я даже покраснел от своей досадной ошибки. Нет, помню, Матвеевы заведуют всей магической банковской сферой России. А, может, и не магической, кто его знает? Но я почему-то считал, что Наталья Владимировна просто однофамилица. Не похожа она была на высокородную. По крайней мере, на тех, кого я видел.

— Так она та самая Матвеева?

— Конечно та. Я думала, ты в курсе. Против воли отца пошла преподавать, хотя надежды в магии подавала серьезные. Вот они и поругались. Теперь Наталья Владимировна из-за Петровича к папаше и обратилась.

— И что? Не поверю, что не смогли ничего решить деньгами.

— Ну как? — пожала плечами Катя. — Я могу только передать, что наши ведьмы говорили. Вроде как Петровича перевели в одну из закрытых резиденций Конклава, но стражу с него не сняли. Он продолжает оставаться главным подозреваемым. Скоро будет суд.

Что нового было еще? Не успели мы выдохнуть по поводу окончания придворного этикета, как выяснилось, что пространственную магию также будет вести Елизавета Карловна. Хотя, как по мне, все было не так уж и страшно. Завуч дотошно вдалбливала знания нам в голову, так что через пару недель и Тусупбаев мог около минуты сидеть на вертикальной стене, а я уже баловался изменением объемов разных предметов. Даже пробовал складывать в пространственный карман уменьшенный валун. Жалко, что там он весил столько же, сколько и в обычном состоянии. Поэтому создавалось ощущение, что ты тащишь его на спине.

В общем, все было относительно неплохо. Наверное, впервые за недолгое время. Мы как самые обычные ученики ходили в школу. Потом, как уже необычные, бегали и прыгали по лесу, значительно занесенному снегом. Вечером неслись на каток или играли в шахматы в комнате, хотя Рамиль постоянно предлагал карты. И Потапыч его в этом поддержал. Правда, банник говорил о каких-то непонятных «вистах», «мушках» и «стуколках». И играть надо было непременно на «небольшой интерес», под которым подразумевались деньги.

Собственно, если бы не последний персонаж моей жизни, зима действительно могла бы пройти незаметно и слишком тихо. Только я успокоился, что Потапыч забыл про найденный пергамент и ударился в свои пьяные похождения с домовихами, как грянул гром среди ясного неба.

Нет, если быть совсем уж откровенным, предпосылки к этому были. Банник стал таскать слишком много вещей «к себе». И больше того, когда я сам очутился в «пространственном кармане», то не мог их найти. Что-то Потапыч скрывал. И, конечно же, тайное скоро стало явным. Потому что в один из дней ко мне подошел Куракин со своей молчаливой свитой.

— Кузнецов, надо поговорить.

От подобного я даже опешил. Это если выражаться цензурно. А если говорить по-русски — офигел. С высокородным у нас образовалось нечто вроде вооруженного нейтралитета. Мы друг друга не любили, при этом Куракин явно хотел бы сделать мне что-нибудь нехорошее, но я не давал поводов. Не реагировал на издевки и игнорировал все выпады Аганиных-Тинеевых. И до сего момента удавалось неплохо. Этому меня еще после той самой дуэли Байков научил. Если я рыпнусь и скажу, что моя честь задета, то придется вызывать кого-то из высокородных на поединок. В таком случае, за ними будет право выбора оружия. Легче сразу подписать себе смертный приговор. Они же не могут меня вызвать на дуэль из-за одного слова, которое начиналось на «рогат» и заканчивалось на «ка».