независимость как вольный немецкий город: он составлял предмет давнишнего желания Франции, которая без Страсбурга не могла быть покойна относительно Рейна и Эльзаса. Положение между Францией и Германией повело в этом вольном городе к образованию двух партий: французско-католической и немецко-протестантской.

Перевес Франции в Европе после Нимвегенского мира, естественно, дал перевес французской партии в Страсбурге и облегчил Людовику XIV присоединение этого важного города. Ночью в конце сентября 1681 года французское войско явилось под городом, начальство которого получило приглашение признать Людовика XIV своим государем, «потому что Камера Соединения подчинила королю весь Эльзас, а Страсбург составляет часть последнего». Крики незначительного меньшинства, требовавшего сопротивления, были и глушены благоразумным большинством, которое считало сопротивление бесполезным. Страсбург был присоединен к Франции, и великий король с торжеством въехал в город, овладение которым не стоило ему ни одного выстрела. Страсбургский епископ приветствовал его словами Симеона: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко!» Радость прелата была искренняя: до сих пор он жил вне города, а теперь переехал в Страсбург и начал служить в знаменитом соборе, отнятом у протестантов. На юге герцог Мантуанский сдал французам крепость Казале, и таким образом Людовик получил ключ к Милану, к итальянским владениям Испании.

Как же смотрели в Европе на эти завоевания во время мира? Волнение было сильное. Германия, где при недостатке политической деятельности начала сильно развиваться деятельность научная, наблюдение за политическими явлениями издалека и свысока, соображения по поводу их и многообразные разносторонние рассуждения, часто переходившие во многоглаголание и многописание, — Германия подняла тревогу насчет готовящейся всемирной монархии, выпустила множество исторических диссертаций, полемических трактатов, памфлетов и пасквилей. Но это умственное возбуждение не могло иметь важных последствий при отсутствии политического единства и происходившей отсюда слабости Германии. Император был занят турецкими отношениями, у него было много дела на Дунае, и потому он не мог обращать надлежащее внимание на то, что делалось на Рейне; значительнейший из владельцев немецких, особенно по личным средствам, знаменитый курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм, раздосадованный тем, что в предшествовавшей войне не дали ему отнять у Швеции ее германских владений, и тем, что Голландия и Испания перестали ему платить субсидии, видя притом слабость Европы перед Франциею, решился усиливаться с помощью последней, заключил союз с Людовиком XIV и, поставленный этим союзом между двух огней, между интересами Германии и Франции, когда последняя так бесцеремонно захватывала земли у первой, должен был хлопотать о том, чтобы не доводить дело до войны, улаживать, примирять; но при этом примирении сильная Франция, разумеется, выходила с выгодою, а слабая Германия с ущербом.

Швеция, которой король был раздражен конфискацией своего Цвейбрикенского герцогства, становилась теперь во враждебное положение к Франции, но вследствие этого самого непримиримый враг Швеции Дания становилась на сторону Франции. Постоянным врагом Людовика, главным деятелем при составлении союзов против него, был Вильгельм Оранский. После Нимвегенского мира он заявил желание войти в милость великого короля, но получил высокомерный ответ: «Если принц своим поведением подтвердит искренность своих чувств, то его величество увидит, что нужно сделать». Оттолкнутый таким образом, Вильгельм начал опять действовать враждебно против Франции; Людовик отомстил ему, велевши разрушить укрепления его наследственного городка Оранжа; Вильгельм, услыхавши об этом, сказал: «Французский король узнает когда-нибудь, что значит оскорбить принца Оранского».

Но это «когда-нибудь» было еще далеко. Вильгельм встречал постоянное препятствие своим планам у себя в Голландии, которая уклонялась от войны, а без Голландии другим державам нельзя было воевать, потому что у нее, как тогда выражались, был нерв войны — деньги. Старались сдерживать Людовика, заключая с ним мирные договоры; Людовик соглашался обыкновенно на мир, потому что каждый раз при этом что-нибудь выигрывал на счет Испании или Германии; но мир не мешал ему предъявлять новые притязания. Так, он объявил свои притязания на счет Пфальца во имя жены брата своего герцога Орлеанского, урожденной принцессы Пфальцской. Эти притязания повели опять к составлению союзов против Франции, причем опять действовал преимущественно Вильгельм Оранский. Голландия решилась отсчитать курфюрсту Бранденбургскому требуемые им деньги и возобновила с ним союз, заключила союз и с королем шведским, который с своей стороны вступил в союз с курфюрстом Бранденбургским для поддержания Вестфальского и Нимвегенского миров; курфюрст Бранденбургский вступил в союз с императором; наконец, в 1686 году заключен был между многими государствами так называемый Большой Аугсбургский союз для поддержания существующих отношений против французских завоевательных движений. Началась так называемая Орлеанская война (по претензиям, предъявленным именем герцогини Орлеанской); Людовик XIV опустошил Германию, когда в 1689 году произошла вторая английская революция; союзник Людовика Иаков II (тюарт был свергнут, и на английский престол вступил заклятый враг Людовика Вильгельм Оранский.

Это событие было поворотным в истории времени Людовика XIV: сопротивление замыслам его в Европе усилилось вследствие того, что Вильгельм Оранский стал королем английским, не переставая быть штатгалтером голландским. Разумеется, стремление нового короля втянуть Англию в континентальные дела, в наступательную войну, стремления всегда антинациональные в Англии, должны были бы встретить здесь самое сильное сопротивление, если б не был задет живой интерес торжествующей партии тем, что Людовик принял сторону изгнанных Стюартов; опасность от замыслов французского короля для торговых интересов Англии возбудила против него здесь всех и заставила продолжать борьбу с Людовиком и по смерти Вильгельма. С другой стороны, Священный союз между Россиею, Польшею, Австриек) и Венециею остановил напор турок и развязал руки Австрии действовать на западе; сюда же присоединились и счастливые случайности: австрийские войска, во все времена славные своими неудачами, получили полководца, который дал им способность к победам, именно Евгения Савойского; такого же полководца получили и английские войска в Марльборо. Таким образом, на стороне государств, соединившихся для борьбы против французской игемонии, все средства к успеху, а на стороне Людовика XIV — ослабление этих средств. Как же произошло такое ослабление?

Имена Людовика XIV и Кольбера так неразлучно соединены в нашей памяти, а между тем стремления того и другого были крайне противоположны, сознательно или бессознательно для них самих — все равно. У Кольбера была задача сделать из Франции морскую державу, не идеальную какую-нибудь, а такую, какая была перед глазами, — Голландия. Нет денег в государстве: как их добыть, как сделать государство богатым? Ответ ясен: делать то, что делали государства разбогатевшие, именно морские, Голландия, Англия, тогда преимущественно первая; все внимание, следовательно, должно быть обращено на торговлю, мануфактурную промышленность, колонии, флот. И благодаря средствам народа и страны Кольбер в короткое время успел сделать много для достижения своей цели. Но Кольбер был министром короля, у которого были другие континентальные стремления и цели. Эти цели — поддержать и