благоугодно, — писал он, — чтоб люди, не желающие исповедовать одну с ним религию, испытали на себе крайнюю строгость: солдатам позволяется жить очень свободно». Солдаты начали жить очень свободно, и протестанты испытали крайнюю строгость: для их обращения употребляли поджаривание ног и другие пытки; матерей привязывали к кроватям, а грудные младенцы их перед ними терзались в муках голода. В это время умирает канцлер Ле Теллье, и в надгробной речи ему Боссюэт распространяется о благочестии Людовика, которого называет новым Константином, новым Феодосием, новым Карлом Великим, восхваляет его за утверждение веры, за истребление еретиков.

Все сословия и палаты, академии, университеты соперничают в похвалах новому Константину: медали представляют короля, увенчанного религиею за возвращение двух миллионов кальвинистов в лоно Церкви; воздвигаются статуи «истребителю ереси». Каждый писатель считает своею обязанностию принести дань хвалы Людовику «за самое великое и прекрасное дело, какое когда-либо придумано и совершено». В Париже и Версале восторженные похвалы и ликования, а к границам пробираются толпы богомольцев, нищих, странствующих ремесленников обоего пола: все это протестанты, это «бегство Израиля из Египта»; некоторые из них в самые темные зимние ночи решаются плыть по Атлантическому океану или Ламаншу в утлых судах, чтоб достигнуть берегов корыстно-гостеприимной Англии, жаждущей воспользоваться плодами их искусства. До 250 000 протестантов покинули таким образом отечество; промышленные города Франции обеднели, лишенные трудолюбивых и искусных рук, города Англии, Голландии и Бранденбурга разбогатели от французских переселенцев.

Мы видели главных деятелей при уничтожении Нантского эдикта, но не упоминали о внушениях из Рима, от главы католицизма, который должен был более всех радоваться расширению своей паствы чрез обращение французских еретиков. Папа показывал радость, но поневоле, потому что был в ссоре с Людовиком и большинством французского духовенства. Великий король, требуя, чтоб подданные не разнились с ним в вероисповедании, с другой стороны, естественно, не хотел, чтоб они в деле религии слишком часто обращали взоры на другого владыку, царствовавшего за Альпами, в Риме. Кольбер и Боссюэт, так расходившиеся во взглядах относительно протестантов, действовали заодно относительно ограничения папского влияния надела Французской Церкви. Дело началось ученою богословскою борьбою: парижский богословский факультет отвергал непогрешительность папы, признавал власть собора выше папской, требовал независимости светской власти от духовной, утверждал, что папа не имеет права произвольно низлагать епископов; в Риме, разумеется, эти положения подвергались запрещению. Но скоро дело перешло на практическую почву: в большинстве французских епархий по смерти епископа король имел право собирать доходы и распоряжаться бенефициями до тех пор, пока присяга в верности нового епископа не будет заявлена в Счетной Палате. Четыре большие южные провинции были изъяты из этого права, но Людовик XIV отменил изъятие. Тогда двое из южных епископов протестовали против новизны и перенесли дело к папе. Папа Иннокентий XI вступился за епископов и отправил к королю два сильных послания против пагубных советов его министров. Людовик не обратил внимания на два послания, папа прислал третье с угрозою отлучения. Церковный собор, созванный в 1680 году, написал королю, что скорбит о таком поступке папы, и прямо протестовал против бесцельных предприятий святого престола.

Борьба началась: папа отлучал духовенство, повиновавшееся новым королевским распоряжениям; парижский парламент, называя папские указы пасквилями, писал, что просвещение людей, угрожаемых отлучениями, обеспечивает их от папских перунов, гремящих по-пустому в продолжение исков. Умы сильно волновались: одни имели в виду поддержать национальную независимость, другие — избавиться от тяжелых повинностей относительно Рима; иные с жаром бросились на безнаказанную борьбу с духовною властию ужей потому, что борьба со всякою другою властию не могла быть безнаказанна; школьники обрадовались случаю пошуметь против учителя, зная, что инспектор, сердитый на учителя, не накажет их, а, пожалуй, еще и наградит. Янсенисты думали, что Церковь не выиграет от освобождения от Рима, т. е. От подчинения Версалю, и стояли за папу; но другие толковали о необходимости совершенного отделения от Рима, о необходимости французского патриаршества. Боссюэт явился примирителем, указывая средний путь между ультрамонтанством и совершенным отделением от Рима; он имел в виду главного врага Церкви — неверие и сдерживал рьяных противников Рима указанием на вольнодумцев, гоняющихся за обманчивою прелестию новизны.

В 1682 году появилось составленное Боссюэтом «Объявление французского духовенства о церковной власти»; здесь говорилось, что святой Петр и его преемники получили от Бога власть только в духовных, а не в мирских делах, ибо Господь сказал: «Царство Мое несть от мира сего», следовательно, глава Церкви не может ни посредственно, ни непосредственно низлагать государей и разрешать подданных их от присяги; папа имеет главное участие в решении религиозных вопросов, но его мнение имеет силу только тогда, когда подтверждено согласием Церкви.

Рим был так слаб, а король французский так могуществен, что Боссюэт мог свободно и безопасно утверждать учение Галликанской Церкви. С одной стороны, этим учением Боссюэт доставлял протестантам более удобства к обращению в католицизм, отстраняя главный камень преткновения — ультрамонтанское представление о папской власти; с другой стороны, Боссюэт старался разъяснить протестантам несостоятельность их собственного учения, что сделано им в двух сочинениях: «Изложение учения о Церкви» и «История изменений протестантских церквей». Наступательное движение со стороны знаменитого католического писателя вызывало ответы протестантских богословов, изгнанных из Франции; это изгнание, разумеется, увеличивало горечь полемики. Выбиваемые из своего невыгодного положения могущественным противником, протестанты тем легче устремлялись по покатому пути сомнения и отрицания, уже отворенному для Западной Европы в протестантизме. Таким образом, Боссюэт своим сильным наступательным движением, нравственным и материальным против протестантов ускорял развитие того, чего более всего боялся, — развития антихристианских стремлений. Но стремления не были бы опасны, если бы католицизм имел побольше Боссюэтов и если б эти Боссюэты не слишком полагались на материальные средства, не слишком часто обращались за помощию к власти от мира сего, ибо за эту помощь католицизм делался участником и ответчиком в злоупотреблениях мирской власти.

В ином духе действовал другой знаменитый епископ Французской Церкви — Фенелон, лебедь камбрэйский (епархия Фенелона), которого противопоставляли орлу из Мо (епархия Боссюэта). Фенелон как священник стал известен своею деятельностию по утверждению в католицизме новообращенных протестантов; но его деятельность этим не ограничивалась: он скоро заявляет себя как замечательный писатель, испытывающий свои силы в разных родах, пишет философско-богословский трактат о бытии Божием, разговоры о красноречии, трактат о воспитании девиц. Для нас особенно замечательно последнее сочинение Фенелона. Несмотря на сильное движение науки с начала так называемой новой истории, вопрос об учении, о воспитании разрешался очень медленно, хотя лучшие умы и затрагивали его. Знаменитый Монтань писал о школах своего времени: «Родители и вожди народа! Посмотрите, как воспитывают ваших