Озадаченный, он подумал о тщедушном моторе «Софии», сил которого не хватало даже на то, чтобы соревноваться в скорости с мусорными баржами, медленно тащившими свой груз куда-то к выходу из лагуны.

Проводив глазами тающий вдалеке силуэт такси, Пьеро пожалел, что у него нет даже четверти его скорости. Он знал, что должен увидеть Изола дельи Арканджели еще раз и потом распрощаться с островом навсегда.

Коста еще говорил по телефону, когда моторка остановилась у причала Сан-Пьетро. Рев дизеля спугнул расхаживавших на набережной голубей, и они стайкой взмыли в ясное голубое небо. Коста сунул таксисту несколько бумажек и сошел на берег. Впереди, над крышами домов, высилась покосившаяся колокольня, но как добраться до нее через путаницу разбегавшихся от берега пустынных переулков? Даже здесь, на заброшенном островке, лишь формально считавшемся частью Венеции, ощущалась устремленность города к власти. Еще два столетия назад расползшаяся громадина Сан-Пьетро была главным городским собором, символом церкви, умышленно сосланной государством на далекую периферию, дабы ни у кого – ни у отдельного священника, ни у паствы в целом – не осталось сомнений в том, что духовное должно всегда отступать перед мирским. Ныне вся небольшая власть, которой обладало когда-то это место, рассеялась, как пыльца на ветру. Покинутый всеми, кроме нескольких пенсионеров, устроившихся на крохотной зеленой лужайке перед собором, островок казался вполне подходящим местом для сбора заговорщиков.

Каждому из них Коста позвонил еще по пути с Сант-Эразмо. Тереза Лупо только что вышла из больницы. Лео Фальконе уснул и больше всего нуждался сейчас в покое. Врач уверял се, что пациенту ничто не угрожает. Впрочем, это Тереза поняла и сама, потому что увидела огонь в глазах Фальконе, означавший, что сражение выиграно и беда отступила. Не все трудности преодолены, но Лео обязательно вернется и еще повоюет.

Он почувствовал в ее словах язвительный укор, но задумываться не стал – не время.

Джанни Перони еще не остыл после короткой, но горячей стычки в главной квестуре на пьяццале Рома. Вопреки совету напарника и здравому смыслу он все же попытался обратиться к полицейскому начальству через голову комиссара Грасси и потребовать, чтобы убийство Рандаццо расследовалось в связи с делом Браччи и соответственно двойным убийством Уриэля и Беллы Арканджело. С таким же успехом можно было распинаться перед глухими. Перони не пустили дальше какого-то чиновника, который заявил, что не может тратить время на человека, который больше не имеет к полиции Венеции никакого отношения.

Труднее всего оказалось дозвониться до Дзеккини. Майор осторожничал, уходил от разговора и умолял хоть на время оставить его в покое. Офис карабинеров находился по соседству с квестурой Кастелло, на кампо Сан-Дзаккария, и предугадать дальнейшие действия веронца было нетрудно: позвонить начальству, доложить ситуацию и ждать дальнейших приказов. Так в сложившихся обстоятельствах поступил бы любой благоразумный, заботящийся о собственной карьере офицер. Как раз таким офицером и был Лука, твердо полагавший, что только идиот готов положить голову под топор без достаточных на то оснований. Майор и так уже зашел слишком далеко, поддавшись на уговоры людей из конкурирующей службы. Короткий разговор по телефону, в течение которого Коста пытался убедить Дзеккини приехать на Сан-Пьетро, так и не дал ответа на вопрос, готовы ли майор или его начальство идти дальше.

Последний звонок он сделал Эмили. Ее самой на месте не оказалось, и Ник оставил сообщение, на которое она ответила через несколько минут, пообещав быть у собора в назначенное время.

Коста не стал раздумывать, что означает прозвучавшая в ее голосе неуверенность, – времени оставалось совсем мало, и у него еще не было плана дальнейших действий. Часы показывали почти пять, а подписание контракта, определяющего новую судьбу И зола дельи Арканджели, было намечено на шесть.

Приглядевшись, Коста заметил тонкую фигурку в темном шелковом костюме, стоящую у накренившейся под необычным углом колокольни из белого мрамора, построенной чуть в стороне от собора, к которому она и относилась.

– Где ты был? – сразу же спросила Эмили.

– Гонялся за призраками.

– Нашел?

Разговор пошел не так, как ему бы сейчас хотелось.

– Не совсем. Наверное, сама идея была глупая. Лео бы ее скорее всего не одобрил.

Она перевела взгляд на пластырь, которым Лаура Конти залепила рану на голове и из-под которого – он это чувствовал – еще сочилась кровь.

– Ты ранен? – Ее рука коснулась его волос. – Раны на голове – вещь опасная. Тебе надо показаться врачу.

– Лотом. Сейчас у нас нет времени.

– Разве?

Он уже давно не видел ее такой. Свет в глазах потух, лицо потускнело и посерело, как будто она внезапно постарела, и напоминало застывшую маску грусти.

– Как ты?

– Пыталась добыть то, что тебе нужно.

– Знаю, Спасибо.

Он дотронулся до ее голой руки, поцеловал в щеку и почувствовал, как Эмили напряглась.

– Я серьезно. Спасибо.

– Не думаю, что у меня что-то получилось. Извини».

И никакой радости от встречи – лицо почти бесстрастное, потерянное, незнакомое.

– Давай не будем забегать вперед. Мы еще не исчерпали все возможности. Мы его достанем.

– Неужели? А тебе не кажется, что это он достанет нас? И не только нас?

– Думаешь, дело обстоит именно так?

– На мой взгляд, да. Ну что, пойдем? – Эмили кивнула в сторону собора. – Тебя ждут. И я хочу покончить со всем этим уже сегодня вечером. Раз и навсегда. Имей в виду: завтра меня в Венеции уже не будет. Я уезжаю. – Она пристально смотрела ему в глаза, как будто искала что-то и не находила. – С тобой или без тебя.

Наверное, лучшего он не заслужил. После того как Фальконе попал в больницу, именно Коста занял его место и, не сознавая последствий того, что делает, стал движущей силой похода против Хьюго Мэсситера. Лишь теперь, увидев скрывающихся на острове в лагуне Дэниэла Форстера и Лауру Конти, их страх перед человеком, от которого они скрывались несколько лет, он стал задумываться о возможной цене принятых решений.

Ник взял ее за руки.

– Завтра мы уедем. В Тоскану. Или куда-то еще. Куда захочешь. Обещаю.

– Люди твоей профессии щедры на обещания, – сказала Эмили и, повернувшись, прошла в собор. Внутри было темно и пусто, если не считать смотрителя и трех человек, сидящих на деревянной скамье в тени нефа, – Терезы, Перони и, как ни удивительно, Дзеккини. Мало того, таким бодрым майор не был с тех пор, как непрошеные гости испортили ему мирный ленч в веронском кафе.

Коста придвинул два легких железных стульчика, после чего представил Эмили карабинеру.

– Не думал, Лука, что вы придете. И, честно говоря, не был уверен, что могу вас о чем-то просить.