И Гитлер, и Сталин под буржуазией подразумевали нечто совершенно особенное. Это слово они часто, не делая различий, применяли в целом по отношению ко всей элите, включая как ту ее часть, которая была действительно буржуазной, так и к землевладельцам и аристократам. В Советском Союзе этот термин использовался для обозначения всех, кто не принадлежал к бедным крестьянам или работникам ручного труда. Поскольку после 1917 года понятие классовой принадлежности здесь не было четко определено, слово «буржуазия» использовалось в уничижительном смысле против всех так называемых бывших людей – священнослужителей, офицеров царской армии, контрреволюционеров, участвовавших в гражданской войне, и даже представителей новой волны мелкой буржуазии – торговцев и деревенских спекулянтов – поднявшейся на поверхность в результате Новой экономической политики в 1920-х годах58. Быть представителем буржуазии по определению означало быть заинтересованным в эгоистическом подрыве нового революционного порядка и оказаться потенциальным изгоем. Гитлер тоже давал определение буржуазии с преднамеренной расплывчатостью. Иногда он относил к ней первые 10 000 или даже 100 000 представителей германского общества, включая сюда не только промышленников и банкиров, но и принцев крови, генералов и землевладельцев. Он обвинял старую элиту в том, что она породила классовую зависть, ставя голые материальные интересы на первое место, а также за ее полное безразличие к социальным последствиям для тех, кто на нее работал. Гитлеру были ненавистны ее политическое слабоволие – «кучка трусливого дерьма», как он называл ее в 1922 году, – и культурное высокомерие. Гитлер, так же как и Сталин, был решительно настроен исключить буржуазию, являющуюся инженером социального разложения, из процесса строительства нового политического порядка59.

Оба диктатора стремились к идеальному органическому сообществу, которое должно прийти на смену классовому обществу. Различие между понятиями «общество» и «община или сообщество» было в центре внимания немецкого социолога XIX века Фердинанда Тонниса. К началу 1920-х годов это различие понималось широко и было популярной темой дискуссий. Под «обществом» понималась рациональная ассоциация индивидов, объединившихся в целях достижения групповых или классовых интересов; «община», напротив, представляла собой социальный организм, сохраняющий свою целостность благодаря бескорыстной преданности ее членов всему сообществу в целом. Коммунизм закономерно подпадал под вторую категорию, так как его идеалом было бесклассовое общество, основанное на принципах солидарности и социального сотрудничества. Национал-социализм также заявлял о себе как о движении, преследующем цель создания идеального сообщества, но такого, которое основывалось бы на общности служения нации, или Volk, и единой расовой принадлежности. В итоге оба течения были представителями того, что немецкий писатель Богислав фон Зельхов называл «эпохой мы», или Wirzeit, пришедшей на смену отжившей буржуазной «эры эго», Ichzeit60. Эта центральная идея двух систем воплотилась в советском термине «товарищ» или в немецком слове «соотечественник», вытеснившем индивидуалистский эпитет «гражданин».

Концепция «единого немецкого народа» составляла ядро идеализма национал-социалистического движения. Идея исключительного сообщества, организованного по принципу «идентичности вида», в рамках которого классовая принадлежность отходила на задний план, отдавая приоритет общности в служении целому, восходила еще к XIX веку и продолжала пользоваться популярностью в 1920-х годах. Гитлер полностью разделял страстную мечту об этой утопии. Основные принципы нового, национал-социалистического государства, говорил он своим слушателям в ноябре 1937 года, надо искать не в «христианстве и не в теории государства», а в «едином народном сообществе»61. Основу этого единства национал-социалисты видел в общности крови и общем расовом самосознании. Это были те объединяющие принципы, которые заставляли отдельных людей подавлять свои эгоистические побуждения ради сохранения долговременного существования сообщества. В 1933 году Гитлер вновь вернулся к этой теме: «Одинокий индивид остается в прошлом, а народ продолжает жить… Необходимо, чтобы отдельные индивиды постепенно свыкались с мыслью о том, что их личное «Я» не имеет никакого значения по сравнению с фактом существования всего народа»62. На протяжении всего периода диктатуры лозунг «сначала потребности народа, а потом потребности отдельной личности» постоянно твердили как мантру.

Национал-социалистическое движение предлагало эту форму сообщества как «расовый социализм» – идея, почерпнутая из так называемых «национал-большевистских» взглядов многих немецких радикальных писателей 1920-х годов. Идеал национального служения устранял традиционные классовые различия: «Я не признаю ни буржуазию, ни пролетариев, – заявил Гитлер в 1927 году. – Я признаю только германцев»63. Тема общего труда для Volk использовалась для преодоления реальности социальных различий. В национал-социалистическом сообществе значимость расово полноценных индивидов оценивалась по их готовности вносить свой вклад в общее благосостояние народа, независимо, как повторял Гитлер, «от их социального происхождения, классовой принадлежности, профессии, счастья иметь образование…»64. Главным объектом интеграции в народное сообщество был рабочий класс Германии, занятый ручным трудом, который надо было увести от отчуждающего опыта жизни в классовом обществе и подверженности коммунизму.

Перспектива отвести рабочий класс от марксизма подкрепляла активность партии в течение первых лет движения. Создание рабочей силы, мыслящей в категориях государства – «товарищ в красной кепке должен стать товарищем в национальном сообществе», – считалось критически важным тестом нового, идеального государства65. Задача созданного 10 мая 1933 года Германского трудового фронта, огромной корпорации, представляющей всю рабочую силу страны, начиная от простого рабочего до квалифицированного рабочего и менеджеров, состояла в том, чтобы постепенно примирить рабочего и нацию, слив их в единое бесклассовое общество будущего. В Майский праздник в 1933 году Гитлер произнес речь о важности работников ручного труда, если они будут наполнены «преданным и честным смыслом», а идея «честности в труде», выраженная символически и многообразно, была призвана излечить раны, нанесенные простым рабочим бесчувственным эксплуататорским классом66. На протяжении всех 1920-х годов Гитлер настойчиво проповедовал идею необходимости интеграции рабочих как представителей некой базисной жизненной силы, «носителей жизненной энергии» народа. И здесь также Гитлер расходился с теми элементами в партии, которые пели гимны крестьянам, которые, по их мнению, и являются фундаментальной основой расового сообщества67. Движение в целом сильнее склонялось к идее «национального» рабочего. Предпочтение, которое Гитлер отдавал рабочим, он объяснял тем, как он заявил партийной аудитории в 1938 году, что ими управляют инстинкты, а не разум, а «из инстинктов вырастает вера». Успех партии в деле привлечения поддержки рабочих был подтвержден при опросе, проведенном в партии в 1935 году, который обнаружил, что почти треть всех ее членов были работниками ручного труда, а другие 20 % – «белыми воротничками»68.