– Вы могли покинуть нашу страну и без предупреждения, – вымолвил наконец Ларсен. – Но раз уж мы с тобой, форинг, находимся здесь, значит, твой конунг хочет выдвинуть Его Наисвятейшеству какие-то условия. Вам необходим выкуп или вы потребуете освободить сына русского князя, взятого нами в плен несколько дней назад?

– Нам не нужно выкупа, Охотник, – ответил Фенрир. – Скажу тебе откровенно: наши воины неплохо похозяйничали в Роттердаме, Дюссельдорфе и других городах. Очень многие из дружинников стали в этом походе богачами, и сегодня им уже не хочется лезть на ватиканские стены. Мой конунг не прекратил бы войну, если бы сегодня на этом не настаивало большинство ярлов. Что же касается хольда Ярослава, то поступайте с ним на свое усмотрение. Мы, конечно, будем признательны, если в знак доброй воли вы отпустите сына Петербургского князя, но в случае вашего отказа не настаиваем на передаче пленника. Ярослав – ваш заложник. И раз уж вы оставили хольда в живых, значит, вправе потребовать за него выкуп непосредственно у его отца. Так гласят наши военные законы.

– А ваши претензии насчет якобы присвоенной нами священной реликвии ваших богов?

– Эта тема также закрыта. Мы не требуем больше выдать нам Гьяллахорн. На последнем совете ярлов было высказано мнение, что у вас попросту нет божественного рога, а мы излишне доверяли непроверенным слухам. В противном случае вы могли бы уже давно остановить эту войну. Безусловно, Гьяллахорн обладает огромной ценностью, но Пророку идти ради него на такие жертвы было бы неразумно.

– Долго же вы приходили к этому выводу! – вырвалось у Ларсена, но Горм пропустил его резкий комментарий мимо ушей.

– Мой конунг согласился с этой точкой зрения и приказал снять осаду, – продолжал форинг. – Нам необходимо от вас только одно – мы просим пропустить через Ватикан, к морю, траурную ладью с телом Лотара Торвальдсона. После этого мы отправимся на север тем же маршрутом, каким пришли. Согласись, не слишком обременительная просьба в обмен на прекращение войны.

– Траурную ладью? – переспросил Густав. – Да, я слышал о вашем похоронном обряде, корни которого теряются в глубокой древности. Траурной ладьи удостаиваются лишь лучшие из вас. Должно быть, величественное зрелище: уплывающий на закат старинный деревянный корабль, который вскоре сгорает и уходит на дно. Надо признать, вы, язычники, не лишены чувства прекрасного.

– Польщен твоей осведомленностью о наших традициях, Охотник. – Горм счел должным кивнуть в знак признательности. – Ты знакомился с ними из любопытства или по долгу службы?

– Разумеется по службе, форинг, – ответил Густав. – Изучать языческие обряды из любопытства было бы кощунством над моей истинной верой. Да, я действительно неплохо осведомлен о многих ваших обычаях. Знаю, что перед отплытием траурная ладья под завязку нагружается вином, провизией и другими вещами, без которых славному воину будет несолидно появляться в Валгалле. А также я весьма наслышан о том, что на траурных ладьях вы часто занимаетесь человеческими жертвоприношениями, сжигая живых людей вместе с мертвецами.

– Здесь ты, Охотник, заблуждаешься, – возразил Фенрир. – Вероятно, в древности так оно и было, но сегодня на траурной ладье люди не приносятся в жертву богам. Все, кто сопровождают эйнхериев в их последнее плавание, – добровольцы, которых называют ледсагарами. Ледсагары не принадлежат к воинам – по большей части это обычные слуги, – но они так же истово преданы нашей вере. И так же сильно стремятся попасть в чертоги Видара, чтобы там продолжать служить своему господину-эйнхерию. Для слуги вызваться быть ледсагаром – великая честь и единственный шанс войти в ворота Вальгирд, чтобы присоединиться к достойным из достойных.

– Сколько же ледсагаров вызвалось плыть на траурной ладье Лотара Торвальдсона? – поинтересовался Кувалда. На самом деле вопрос должен был прозвучать по-иному: «Сколько твоих дружинников, форинг, мы должны будем впустить в город через речные ворота?»

– Только один, – ответил Горм. – Он был отобран из десяти добровольцев, которые тоже рвались сопровождать Лотара в Валгаллу. Но мы не могли оказать честь всем желающим, поскольку не хотели вызывать у вас ненужных подозрений.

– Всего один человек для того, чтобы управлять старинным парусным кораблем, нагруженным, как хорошая торговая баржа? – не поверил Ларсен. – Да ваш ледсагар не проведет ладью по Тибру даже через город, не говоря уже о том, чтобы доплыть на ней до моря!

– Наши традиции не настолько консервативны, – сдержанно улыбнулся Горм. – Мы оснастим ладью двигателем и современным рулевым управлением, а парус на ней будет поднят только при выходе в море. Единственный взрывоопасный груз, который повезет с собой ледсагар, – это канистра с бензином. Из оружия – всего два традиционных ножа: один у покойного, другой у ледсагара. Итак, что мне передать моему конунгу? Мы договорились?

– Это решать только Его Наисвятейшеству, – отрезал Густав. – Однако, если он согласится на ваши условия, вам необходимо смириться с тем, что корабль и весь груз перед отправкой будут подвергнуты досмотру, а путь траурной ладьи до моря будет контролироваться. Также, прежде чем вашей ладье откроют речные ворота, вам придется отвести от Ватикана основную часть войск. Не исключено, что, помимо этих требований, Пророк выдвинет дополнительные, которые вам также предстоит в обязательном порядке выполнить.

– Мой конунг готов к подобным требованиям, – подтвердил Фенрир, – и вдобавок был бы очень признателен, если бы именно Охотники сопроводили траурную ладью к морю и не допустили в отношении ее провокаций со стороны Защитников Веры. Сам понимаешь, нервы у этих ребят на пределе, поэтому они могут, например, случайно пальнуть по ладье из орудия, даже вопреки приказу… И когда же Пророк даст нам окончательный ответ?

– Думаю, завтра, в течение дня вы его получите, – пообещал Густав. – Как только он у нас будет, мы выстрелим красной ракетой, после чего встречаемся через полчаса на этом же месте. Естественно, при условии, что все это время вы будете соблюдать перемирие и не устроите ночью очередную бомбардировку.

– Договорились. Я лично прослежу за тем, чтобы не было провокаций, – кивнул Горм, после чего указал на сопровождающего Ларсена бойца и попросил: – Но перед тем, как мы завершим встречу, я хотел бы перекинуться с тобой парой слов наедине.

– У меня нет секретов от братьев. Как наверняка и у тебя – от твоих. – Может быть, Ларсен и не отказался бы от предложения форинга, но, похоже, Охотник сомневался в том, что их приватная беседа останется в тайне. Переговоры находились в центре внимания всех ватиканских правительственных структур, поэтому не было никаких гарантий, что среди сопровождающих Густава не затесался человек, который шпионил за своим командиром. С тех пор как волею обстоятельств отряд Ларсена был переименован из Второго в Первый, проверки на благонадежность стали проходить в Братстве Охотников гораздо чаще и строже.

– Что ж, доверие – это похвально, – заметил Горм, тоже явно уловивший истинный смысл в ответе Густава. – В таком случае считай то, что я тебе сейчас скажу, моей личной благодарностью тебе и твоим братьям за содействие. Нам доподлинно известно, что отступник, за голову которого вы даете очень хорошее вознаграждение, находится сейчас в Ватикане. Речь идет о Стрелке Хенриксоне. С ним еще двое: некий человек по фамилии фон Циммер и его помощник Михаил. Первый – плешивый коротышка лет за пятьдесят, второй – упитанный шатен, чуть пониже и помоложе меня; сильно хромает на правую ногу, поэтому не расстается с тростью. Буду признателен, если именно ты разыщешь этих троих и уничтожишь их. Не важно как – или пристрели, или сдай Хенриксона с приятелями в магистрат, – главное, чтобы их не стало, и как можно быстрее.