Как только моя голова перестала перемалывать фантастические способы побега, как только я выбросил из памяти все головоломки и бесплодные версии,

свободное место в ячейках мозга заняла Дэлла Ричардсон. Она возникала в моем сознании неожиданно, когда я не думал о ней, либо во сне, или в момент, когда останавливаешь машину на светофоре и ждешь зеленого сигнала. Эта женщина вошла в мою жизнь, когда я был незащищен от любовных капканов, когда не ждал и не рассчитывал на подобную встречу. Все произошло слишком быстро, слишком просто. Мимолетная шальная страсть. Такие истории быстро выветриваются из головы, но Дэлла Ричардсон засела в моем сознании как заноза. Думая о ней, я витал в розовых облаках и незаметно погрузился в сон.

Голос прозвучал неожиданно. То ли я спал, то ли проснулся, но слышал его я отчетливо. Я открыл глаза. Темнота, лишь через окна в комнату падал лунный свет. Голубые силуэты кроватей оставались неподвижными, в дверях светился квадрат смотрового окошка.

— Эй, сержант!

Голос доносился снизу. Я перевернулся и заглянул под кровать. На полу лежал человек, которого я не мог рассмотреть.

— Лежи спокойно, сержант. Если нас застукают, то не миновать нам шок-камеры.

Я лег на место. Голос сказал:

— Так мы можем поговорить. Главное, чтобы надзиратели не засекли нас. Ты помнишь меня?

— Нет.

— Я из пятого взвода лейтенанта Тейлора. Ты брал меня в разведку осенью пятидесятого. В тот заход мы уложили пятерых косоглазых и двоих приволокли с собой. Меня зовут Экберт.

— Теперь вспомнил. Как ты здесь очутился?

— Я? Это закономерно, а как ты сюда попал? Ты же из благополучных, с «Серебряной звездой», герой, отправился покорять лучших баб Америки.

— Долго я добирался. Меня мотало по всей Азии. Играл в карты до тех пор, пока не прижали. Едва ноги унес.

— Повезло. Мы возвращались домой пачками. Думали, нас встретят с цветами и музыкой, а нас за колючую проволоку. Ты не попадал туда?

— Нет. Я возвращался через Кубу. Там игорным бизнесом заправляет Лански. Я выскользнул из-под контроля его команды, и они поставили на мне крест. До Флориды меня добросили нелегалы. Нам повезло, и мы проскочили.

— Значит, ты ни черта не знаешь?! Всех демобилизованных пропускали через фильтрационные лагеря. В прессе подняли шум, что наши герои из Кореи вернулись убийцами. В Нью-Йорке за три месяца было совершено четыре тысячи налетов, грабежей и более сотни убийств. Ребята возвращались с надеждой, что с ними обойдутся как с людьми, но их швырнули на улицу как котят. Сам знаешь, на работу брали только в посудомойки, а жены нашли себе новых мужей. Те, кто имеет богатых родственников, на войну не попал. Не знаю, кто это придумал, но в восточных портах организовали эти лагеря. Каждый солдат проходил через комиссию психиатров. Того, кто вызывал подозрение в малейшем отклонении от нормы, помещали в госпиталь и подвергали прочистке мозгов. А ты помнишь хоть одного вояку, который, пройдя через мясорубку, через весь ад тридцать восьмой параллели, мог вернуться домой, сверкая белозубой улыбкой? Ребята возвращались с войны, но тут же попадали в другую мясорубку. Слышал о лоботомии?

— Нет.

— Тебе запускают электроды в мозг и убивают клетки, которые вызывают у человека протест или агрессивность. Подробностей я не знаю, но после этой операции ты уже не человек, а инвалид. Даже косоглазые до этого не додумались, зато наши преуспели. Если выжил в Корее, то здесь добивали. Кому мы нужны, пушечное мясо?! Повезло тем, кого поместили в больницы, в дома инвалидов, но на всех не напасешься. Остальных бросали на произвол судьбы, и ребята погибали в помойных ямах Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии, Нью-Джерси. Врачей не хватало. Ублюдок, который руководит этой психушкой, открыл тогда курсы по подготовке хирургов. Переучивал санитаров, и те делали операции. Сам понимаешь, чем они кончались, а поток демобилизованных из Азии увеличивался с каждым днем. Мне повезло. Я миновал лагерь без операции, но таких, как я, были единицы. Меня взяли в госпиталь, я таскал носилки с теми, кого снимали с операционного стола. Одного несешь в палату, двоих в морг. Конвейерное производство, как у Форда. После операции держали три дня и вышибали на улицу. Большинство родственников отказывались забирать своих изуродованных родных. А те, кто брал их, через неделю приводили обратно. Одна женщина сказала: «Это не мой сын! Верните мне моего сына, или я буду считать его погибшим!» Через два месяца мне удалось бежать. Еще немного —  и я сам превратился бы в животное без лишней операции. Вернулся домой, а там новые жильцы. Жена укатила в Калифорнию с каким-то придурком. Ну я махнул следом за ней. Нашел ее в Пасадине. Сам понимаешь, в каком я был состоянии. Короче говоря, схватил я топор, порубил их на клочки и бросил собакам. На этом я выдохся. Даже уходить не стал. Напился и лег спать. Наутро меня взяли. Опыт работы в психушке у меня имелся, и я разыграл им спектакль. Меня отправили на комиссию, где поставили диагноз: параноидальная шизофрения. То, что нужно. Шизофреникам лоботомию не делают, и меня отправили сюда. Вот я и прозябаю здесь третий год. Укрылся от электрического стула. Теперь уже привык. Жить можно, если не забивать себе голову мечтой о свободе.

— Выбраться отсюда можно?

— И не думай! Даже такой парень, как ты, сержант, обломает зубы.

— Если я останусь здесь, то лоботомии, как ты это называешь, мне не избежать. Меня сюда для этого и поместили.

— Вряд ли. Здесь только психов держат. Тут промашка с их стороны произошла. Тебя сунули впопыхах не в то отделение. Теперь тебя не найдут. Здесь нет имен и биографий, здесь номера. Захотят тебя найти и наткнутся на собственную глупость. Как только человек попадает сюда, его документы сжигают вместе с одеждой. Ищи потом иголку в стоге сена!

— Ну а если найдут?

— Послушай, сержант. Я тебя хорошо помню по Корее, ты малый с головой. По здоровью ты к операции пригоден и даже выживешь, нет сомнений, но тебя будут щупать на интеллект. Люди, обладающие большой силой воли и мощным интеллектом, операции не подлежат. Они не смогут подавить в тебе слабые клетки. Их нет. А если они уничтожат здоровые, то неизвестно, какие будут последствия. Результат может быть полностью противоположным тому, которого они желают добиться. С медицинской точки зрения, ты для них не представляешь интереса. Таких людей держат здесь до конца. Пожизненное заключение. Для экспериментов у них хватает подопытных кроликов. Как правило, они прочищают мозги заключенным, которые получили большой срок и не имеют влиятельных родственников.

— Из них делают зомби?

— Не знаю, кого из них дела ют, но я за долгий срок пребывания здесь разное слышал. Ходят слухи среди наших, что Уит Вендерс довел свою практику до совершенства. Будто он научился программировать своих подопечных. Вживлять в мозговые клетки определенные программы. Штампует специалистов, как здесь говорят. Из-под его скальпеля выходят любые игрушки. Человек-почтальон, человек-шофер, человек-охотник, человек-сторож. Наподобие дрессированных животных.