Когда в ослепленном лампами помещении слышится первый звонкий крик малышки, то даже не знаю, кому становится легче — мне или мужу.

— Поздравляю, родители, у вас мальчик! Здоровенький! А крепыш-то какой!

Что? Это не ошибка?

Но изумлена не только я.

— Как мальчик? — слышу сбоку низкое и протестующее Борзова. — Какой мальчик? Нет, доктор, подождите…

— Что, вернуть обратно? — совершенно серьезно шутит врач.

— Нет, но… а где девочка?

— Бывает так, что даже самая точная техника ошибается. Редко, конечно, всего лишь два-три процента из ста, но вам повезло. Так что делаем с мальчиком, родители? Может, заберете, раз уж родили? А за девочкой годика через два приходите. Обещаю, завернем в лучшем виде!

***

Это было желание Ярослава — увидеть меня в белом платье невесты и провести за руку по мосту Влюбленных. Пусть мы фактически уже супруги, и даже успели стать родителями, но свадьбы по воле сердца и венчания у нас не было, и самолет в Вену становится настоящим свадебным подарком отца и мачехи.

У нас с Борзовым есть два дня и две ночи наедине. Никаких сопровождающих и никаких гостей — на этот раз только мы и только для себя. Ах да, еще известный ательер и скромный австрийский фотограф, который обещает, что мы его даже не заметим, настолько многолюдной в этот день будет площадь Восьми Голубок возле старинного Собора Святого Воскресения.

Сегодня местный праздник. На небольшой площади много девушек и много женихов, но мой — самый красивый. Не заметить высокого, широкоплечего Борзова, одетого в дорогой костюм с белой розой в петлице, среди нарядной группы парней невозможно.

Это фестиваль невест, старая добрая традиция, согласно которой каждая невеста, присутствующая в этот день на площади, должна пройти по мостику над фонтаном, украшенному цветами и атласными лентами, держа в руках белую голубку.

Всем присутствующим уже известна легенда и местный обычай, но священник все равно громко пересказывает ее, торжественно жестикулируя руками и импровизируя. Говорит, стараясь большей частью впечатлить многочисленных туристов, в это утро специально собравшихся вокруг фонтана поглазеть на ежегодное действо.

История легенды гласит, что когда-то в старые и не очень добрые времена местный парень Лазар полюбил девушку по имени Софи и собрался на ней жениться. Однако в красавца Лазара была влюблена злая ведьма, и когда она узнала о скорой свадьбе молодых, то решила им помешать, пригрозив убить девушку, если увидит ее в белом платье невесты.

В те давние времена сам Король на этой площади благословлял молодых, выбрав для этого день после рождения молодой луны, символизирующей начало новой жизни, поэтому на площадь со всей округи съезжались пары влюбленных. И хитрый Лазар решил спрятать свою Софи среди других невест, чтобы колдунья не смогла ее найти, пока не совершится обряд благословения.

Так и случилось. Ведьма не смогла найти невесту Лазара среди девушек и очень огорчилась. А, рассердившись, она обратила их всех в голубок и подняла в небо, чтобы ни одна невеста не досталась своему жениху.

Долго кружили голубки над Собором и площадью, и пожалел их Король. Его доброта и благочестие оказались настолько велики, что решился он бросить ведьме вызов. И пообещал, что если хоть один из парней отыщет среди голубок свою невесту, то сила их любви снимет проклятие со всех девушек и развеет ведьму по ветру.

Женихи старались. Они по очереди поднимали на ладонях хлебные крошки и пшеничные зерна, призывая своих невест спуститься к ним. Но голубки лишь били крыльями, отгоняя друг друга. И только Лазар, когда настала его очередь, поднял на ладони вместо крошек веточку цветущего Мирта, которая выпала из прически Софи, и выкрикнул ее имя.

Люди не верили, что получится — ведьма была злой и коварной, но одна из голубок, отделившись от кружившей над площадью стайки, взмахнула крыльями и полетела к Лазару.

«Вот она, моя любимая!» — радостно выкрикнул Лазар, поймал голубку и прижал к своей груди.

Она тут же обратилась в Софи, а следом за ней и другие девушки вернулись к своим женихам. Злобная ведьма от досады расплакалась и истаяла, а на том месте, куда упали ее слезы, образовалось озерцо, которое позже люди обложили камнем и превратили в фонтан.

С тех пор один раз в год над этим фонтаном устанавливают арочный мостик, по которому к своим женихам проходят невесты, отпуская в небо белых голубок, как символ победы добра над злом, а парни обязательно выкрикивают: «Вот она, моя любимая!» Только Короля больше нет, но вместо него внизу мостика стоит ящик для подношений с изображенной на нем короной. И я подозреваю, что Ярослав не поскупился, встречая свою жену-невесту радостной фразой.

— …моя любимая!

Атласные ленты — розовые и белые. Живая музыка скрипок и флейт, улыбки и смех. На мне вновь белоснежное платье и волосы распущены, как когда-то. А вместо фаты — живые цветы. Я широко улыбаюсь своему мужу. Своему мужчине, только что поймавшему меня на руки и поклявшемуся любить всю жизнь и немножко больше.

Пожалуйста, пусть так и будет! Мой Яр не умеет врать.

***

Немногим позже, уже в номере нашего отеля, Борзов раздевает меня, помогая снять с ног лодочки, а с плеч — венчальное платье. Достает из волос цветы, пропуская светлые пряди сквозь пальцы, и гладит ключицы.

— Какая ты красивая, Маринка. Сегодня была лучше всех.

— А как же «Мышь»? Помнишь? — я с улыбкой смотрю в темно-синие глаза, но он серьезно отвечает:

— Нет. И как жил без тебя, не помню.

Мне нравится в Борзове его прямота, а сегодня — особенно. Она без темных закоулков и прошлых тайн. Такая же твердая, как голос, и ясная, как его блестящий взгляд, которому веришь. Он ласкает меня им, не скрывая чувств и непреходящего желания.

И последнее в нем мне тоже очень нравится.

Я снимаю с него пиджак, и он подхватывает его, чтобы откинуть в сторону. Расстегиваю рубашку… Какой Ярослав сильный и красивый, мои руки знают мужа, и я нежно провожу ладонями по его груди и рельефным плечам.

— Еще немного, Борзов, и этот город превратит тебя в романтика. А говорил, что не умеешь дарить комплименты.

— Нет, это не город, моя Королева. Это все ты! И я готов заплатить любую цену, какая потребуется, чтобы быть с тобой.

Праздник и легкое шампанское, выпитое на площади, еще кружат голову, но моя улыбка тает.