– И куда же пойдете, если не секрет?

Змей поглядел в эти глубокие умные глаза и понял, что скрывать не имеет смысла:

– Вверх. На вершину.

Человек удивленно приподнял брови. Внимательно осмотрел остальных. Произнес:

– Такого я не слышал уже лет… много. Только вы не дойдете.

– Вам-то почем знать? – заносчиво отозвалась Тана.

– Потому что я был там. Еще до Катастрофы.

– Вы – альпинист?

– Да. И альпинист тоже.

* * *

Человека звали Иваном, но он предпочитал давнее прозвище – Старый. Забавно, что так его прозвали еще в юности. Просто потому, что он всегда был основательнее и опытнее других. Он ходил в горы сам и водил группы. Впрочем, это было лишь хобби.

Он был астрономом. Сейчас, когда глаз давно сдохшего телескопа слепо таращился в ледяную катаракту над обсерваторией, в его специальности не было смысла. Однако та же специальность помогла ему уцелеть.

Тогда от прямого воздействия ядерного удара обсерваторию защитил сам склон Эльбруса. Позже, когда наступила ядерная зима и все вмерзло в толстую ледяную кору, спасали припасы и навыки долгих научных экспедиций. А еще то, что не пришлось делиться с сотрудниками, – он оставался единственным дежурным, когда происходила смена научной вахты. Годы ледяного плена не сломили его. Более того, хоть это и странно для непосвященного, но для него это были счастливые годы: он написал главный научный труд своей жизни, благо накопленных данных для того хватало. Не смущало его и то, что этот труд некому оценить – Старый мыслил космическими категориями.

Потом ледяная корка начала истончаться, образовав нынешний «купол», – не путать с куполом обсерватории. Старый не боялся горных просторов и собирался уйти на поиски людей. Но люди пришли сюда сами. И закрыли ему путь вовне под страхом смерти.

А вскоре они стали называть себя Братством.

Он и сам толком не понимал, как это произошло. Видимо, развивалось постепенно, когда нормальные люди, просто искавшие тут пристанища, стали превращаться в кровавых безумцев. Дело было в том странном газе, появившемся из трещин в скалах после мощных тектонических изменений вместе с ядовитой черной водой. Если здесь на плато газ почти не ощущался, то внизу, на сжатой склонами поляне, он скапливался и воздействовал на людей круглосуточно.

И они погрузились в мир собственных кошмаров. Их страхи стали реальностью, а реальность – страхом. Это был заколдованный круг, из которого не было выхода. Если кто-то и пытался найти путь отсюда, попросту убегал – его находили и приносили в жертву собственным страхам.

– Они только кажутся расслабленными и вялыми, – говорил Старый. – В момент ярости в них просыпается энергия, незнакомая нормальному человеку. Будь я медиком или биологом – я бы обязательно исследовал этот процесс… Но я всего лишь звездный астроном.

– А кто эти – от которых мы прячемся? – спросила Ксю. – Вокруг обсерватории шастают.

– Наблюдатели Братства из числа «старших» братьев. У них наша малая оптика, которая еще действует, но и свое зрение будь здоров. Нормальные, в общем, ребята – пока у них не начинается «ломка» от недостатка наркотического газа. После года непрерывного нахождения в газовой среде в организме начинаются необратимые изменения. По сути, они перестают быть людьми.

– Поэтому вы и не спускаетесь вниз? – спросила Тана.

– В том числе. Хотя иногда приходится. Но если ненадолго и понимаешь, с чем имеешь дело, то это не так опасно.

– Я другого не понимаю, – вступил в разговор Новичок. – Ладно, они не выпускают никого вниз по ущелью – чтобы никто не распространялся об этом райском местечке. Но почему они считают склон Эльбруса Запретным? Наверх-то сильно не убежишь!

– Во-первых, если удастся перевалить через седловину – то вполне убежишь, – прищурился Старый. – Только сейчас это невозможно: ближе к вершине ледяная корка, что у нас над головой, смыкается с ледниками – и на поверхность не выбраться. Во-вторых, этот «веселящий» газ – он ведь легче воздуха. И чем ближе к вершине, тем выше его концентрация. Так что по мере подъема его воздействие усиливается.

– Думаю, кто-то уже пытался подняться – и это плохо кончилось, – предположила Тана.

– Я даже догадываюсь кто, – кивнул Старый. – Шива.

– Вот как? – удивился Змей. – Это там он, э-э… распался натрое?

– Не знаю, каким он тебе привиделся. Раньше Шива был куда проще и без лишних философских заскоков. Но такое ощущение, что он не просто нахватался дополнительных глюков, – он действительно изменился. И обрел способность воздействовать на людей, как больше не умеет никто в Братстве. И ему неинтересно терять свою власть. Поэтому никто не должен получить шанс стать таким же.

– Это многое объясняет. – Змей задумался. – Но у нас есть противогазы. Правда, всего три – но это трое адекватных, которые присмотрят за остальными. А значит – есть шанс не свихнуться всем, пока доберемся до вершины.

– Говорю же, это невозможно, – устало повторил Старый. – Поверь человеку с опытом.

Наступило тягостное молчание. Не нарушая его, Змей стал собираться. Достал противогаз, оставшийся от брошенного химкостюма, засунул в боковой карман рюкзака, чтобы был под рукой. Потуже затянул клапаны рюкзака, взвалил его на плечи.

– Ты куда? – тихо спросила Тана.

– Туда же, куда шел с самого начала, – посмотрел на девушку Змей. – Пойми, у меня нет выбора. Если я не сделаю того, что должен, – я сойду с ума. Или погибну. Может, я погибну по пути на вершину – но не попытаться я не могу.

– Я с тобой! – решительно сказала Тана и принялась собирать свой рюкзак.

– А мне что тут делать? – усмехнулся Новичок. – Я ж не астроном. Когда выступаем?

– Ладно, идем, – сдался Игнат. – Полковник?

Старый вояка молча поднялся, направившись к двери.

– Да стойте вы! – Старый сжал кулаки, прошелся взад-вперед, напряженно думая. – Как вы планируете выбраться из-под ледника?

– Да есть одна мысль, – задумчиво протянул Игнат. – Этот газ – он ведь горючий?

Наступила пауза.

– Понимаю, куда ты клонишь, – догадался Старый. – Но это же самоубийство.

– Не факт. Главное – все правильно рассчитать.

– О чем вы? – непонимающе взглянула на него Тана. – При чем тут самоубийство?

Но ее никто не слушал. Все смотрели на Старого, который все еще колебался. А потом сказал:

– Договоримся так: в горах мое слово – закон. Выходим до рассвета.

* * *

Это было похоже на спуск в ад. С той разницей, что в ад они поднимались тяжело, с надрывом всех оставшихся сил, как будто от достижения заветной точки зависела сама их жизнь.

Для Змея это было не фигуральное выражение. Сейчас все для него сосредоточилось в одной-единственной цели – достичь Крыши мира. Он уже не помнил, с чего все началось, какая цепочка событий вела его сюда. Все сконцентрировалось, сжалось, как сжимается поле зрение летчика при запредельной перегрузке.