Артур сел на скамью, стоявшую напротив, и, достав письма, найденные в комнате Керри, вскрыл первое. Оно было написано сильно наклонным почерком и начиналось с короткого приветствия, потом сразу же переходило к требованию, чтобы Керри вернулась в Глазго, где она сможет оставить свою дурную дорогу и обрести милость Господню, обучая язычников Слову Божию. Все письмо было выдержано в таком же духе, и когда Артур дошел до подписи, по спине его пробежал холодок.

Керри, конечно, намекала на свои разногласия с матерью. И он живо вспомнил ее истерическую реакцию на предложение отвезти ее в Глазго. Тогда он приписал это испытанному ею потрясению, но знай, он, что у нее такая… неистовая матушка, он никогда не предложил бы ей ничего подобного. Он еще раз посмотрел на письмо и отметил, что оно датировано 18 июля 1837 года. А нашел он Керри, стоявшую над телом Чарлза Монкриффа, 29 июля. Спустя одиннадцать дней.

— Как вы думаете, сколько времени идут письма отсюда до Глазго? — спросил он.

Реджис пробурчал, не отрывая взгляда от своих бумаг:

— Дней десять, может, две недели.

Стало быть, Керри получила письмо от матери примерно тогда же, когда произошел этот злосчастный инцидент с Монкриффом.

Он отогнал воспоминание об этой отвратительной сцене и взялся за второе письмо. Оно было от мистера Эбернети из Данди. Оказалось, что мистер Эбернети — агент Шотландского банка. Он сообщал Керри, что время ее истекло, и как ни больно ему, мистеру Эбернети, так поступать, но он вынужден лишить ее прав на пользование имуществом для покрытия долгов мужа. Это, естественно, означало, что банк становится владельцем унаследованного ею имущества и, к сожалению, жемчуга, который она отдала ему, чтобы выплатить долю — хотя и очень небольшую — долга.

Артура охватило необыкновенное отвращение и сожаление. Знай, он все это, понимай он, что происходит, он выплатил бы долги банку за Керри и за Филиппа. Он еще раз посмотрел на письмо; под ним стояла дата — двадцать первое июля.

Каким же бременем был для нее Гленбейден, грустно подумал он, машинально водя пальцем по трещине в столе. Он презирал ее покойного мужа — просто непостижимо, как можно спихнуть на жену такие сложнейшие дела, как займы, проценты и прочие банковские хитрости!

— Ну ладно, — вдруг проговорил Реджис, возвращая Артура к действительности. — Мне кажется, я кое-что понял. Во-первых, дело Томаса Маккиннона. Я думаю, что в Перте найдется человек, который сможет присягнуть, что Томас был в городе в день смерти Монкриффа. Нам нужен надежный свидетель. Предлагаю вам отправиться в Перт и найти его.

— Мне? — угрожающе прорычал Артур. — А почему не вам? Разве я плачу вам королевский гонорар не за то, чтобы вы нашли свидетелей их невиновности?

— Я, сэр, буду собирать доказательства невиновности миссис Маккиннон.

— Я буду вам помогать…

— Вы мне поможете, если найдете надежного свидетеля в Перте, который поручится, что мистер Маккиннон был там в этот день. Послушайте, Кристиан, у нас мало времени. Нужно разделить работу, и полагаю, что я более компетентен, когда дело касается доказательств, которые нам необходимы, чтобы убедить судью в невиновности миссис Маккиннон. Если вы предпочитаете зря терять время в спорах…

— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Артур. — Я поеду в Перт и найду того малого, которому повезло разговаривать с этим несчастным Томасом Маккинноном!

— Превосходно! — обрадовался мистер Реджис, и впервые, насколько мог припомнить Артур, этот человек улыбнулся.

В Перте оказалось, что нигде, начиная от рынков и кончая трактирами, никто не заметил жилистого шотландца с дюжиной голов худосочного скота. Казалось, Томаса вообще не существовало. Но ведь он был в Перте, он сказал Артуру, что продал скот и ждал Керри, как они и договорились заранее. Когда время, назначенное для встречи, настало и прошло и еще два дня миновало, он отправился ее искать. Тогда-то Монкрифф и арестовал его.

Пробродив по городу полтора дня, удрученный и измученный, Артур вошел в трактир «Собака и утка» — заведение, куда он уже не один раз заходил, чтобы навести справки о Томасе. Он рухнул на шаткий деревянный стул и попросил служанку принести ему шотландского виски. Он был незнаком с поражениями, никогда не случалось, чтобы ему не хватало власти что-то сделать. Он угрюмо смотрел на маленький стакан, который поставила перед ним служанка, даже не видя его при этом, и все в нем восставало против невозможности что-то сделать.

— Честное слово, сэр, вид у вас такой грустный. Могу я как-нибудь вызвать улыбку на вашем красивом лице? — Артур устало улыбнулся девушке.

— Хотелось бы мне, чтобы вы могли это сделать, девушка, но пока вы не приведете ко мне того, кто видел моего друга…

— А кто он такой, этот ваш друг?

Он решил уже отмахнуться от ее расспросов. Будучи слишком измученным, чтобы разговаривать, он счел, что заниматься ею — вещь безнадежная. Но она так мило улыбалась ему, намотав густую прядь рыжих волос на палец, что он не устоял. Его подталкивал чисто мужской инстинкт, и он улыбнулся в ответ.

— Томас Маккиннон…

— Томми? — перебила она его, и лицо ее просветлело. Сердце у Артура замерло.

— Вы его знаете? Томаса Маккиннона из Гленбейдена? — Девушка вспыхнула.

— Да, я знаю этого парня, — произнесла она, застенчиво хихикнув.

Ну, старый пес… Артур широко улыбнулся и поставил рядом со своим стулом еще один.

— Прошу вас, сядьте… Как, вы сказали, ваше имя? — спросил он, похлопав рукой по сиденью второго стула.

— Пенни, — прошептала она, опускаясь на стул, и принялась болтать о «своем Томми».

И тогда Артуру показалось, что он сумеет спасти Керри.

Реджису нужен надежный свидетель? Так вот, Артур достал ему такого и испытывал при этом небывалое торжество.

Оказалось, что трактирная служанка Пенни — дочь некоего довольно вспыльчивого трактирщика, мистера Ньюбиггинга, который очень хорошо помнил Томаса, поскольку не один раз вышвыривал его из комнаты Пенни. Но по утрам, когда у мистера Ньюбиггинга голова была ясной, ему случалось говорить с Томасом как мужчина с мужчиной.

Конечно, Ньюбиггинг не желал никуда ехать и довольно твердо и громогласно сопротивлялся — в конце концов, у него процветающее заведение, и он не может его оставить. Ведь одна только общая комната в трактире «Собака и утка» приносит ему ежегодно тысячу двести фунтов.

После тысячи двухсот фунтов Артур заполучил своего надежного свидетеля и улыбался не переставая, когда они вдвоем ехали по ячменному полю в Гленбейдене.

Реджис встретил их перед домом, лицо у него было мрачное.

— Вы задержались, — пробурчал он.

— Господи, Реджис, да ведь свидетели пребывания Томаса Маккиннона в Перте не валяются на дороге, поджидая меня! Вот, смотрите, — пытался улестить его Артур, — мистер Ньюбиггинг приехал специально ради Томаса!