Марк сел за руль и закурил.

— Магда с Принцем поладит, миссис Хили. — Он свернул так круто, что Венди чуть не выпала. — Не удивлюсь, если ее поставят в первые же соревнования. Я все говорил Шону, как вам повезло — такие пони нечасто встречаются.

— Сколько стоит пони? — спросила Венди, сердито глядя ему в затылок.

— Пятьдесят тысяч долларов, — спокойно проговорил Шон.

Венди ахнула и ухватилась за спинку сиденья. Шон обернулся и зло посмотрел на нее.

— Это не так уж много, Венди, — заметил он.

— Это разумная цена, — вставил Марк, как будто люди каждый день покупали пони за пятьдесят тысяч долларов. — Ред Баттонз[12]за двести тысяч — вот это неразумная цена. — Он обернулся к Венди и быстро улыбнулся. — И важно то, что Магда любит этого пони. У них уже завязались отношения. Вы сами видите, что она любит пони, а пони — ее. Разве можно не поощрить первую любовь дочери?

Венди безнадежно покачала головой. Пятьдесят тысяч долларов? Это безумие. Как вести себя в этой ситуации? Если она начнет возражать, это сразит Магду и она решит, что мать — злодейка. Да, все это дело рук Шона — опять он подставил ее; создал ситуацию, в которой она ни за что не найдет общего языка с детьми. Венди захотелось закрыть лицо руками и разрыдаться. Ее знобило: сказывалось физическое изнеможение.

— Если не возражаете, я поговорю с мужем наедине, прежде чем мы заплатим, — сказала Венди, собрав последние силы.

— Разумеется, — добродушно отозвался Марк. — На карту поставлено будущее вашей дочери как наездницы. Это следует учесть. Но я гарантирую, что за эту цену вы не найдете лучшего пони.

Шон посмотрел на нее через плечо и нахмурился.

— В чем дело, Венди? — спросил он. — Какая-то проблема?

— Да. Вроде того, — устало отозвалась она. «Мой муж только что вручил мне бумаги на развод, выгнал меня из моей квартиры и похитил моих детей. А теперь хочет, чтобы я потратила пятьдесят тысяч долларов на пони…»

Марк пожал плечами и закурил следующую сигарету, остановившись перед конюшней в тюдоровском стиле, со скрещенными балками. Видимо, она должна была напоминать конюшни в горной королевской резиденции.

— Я буду в конторе. Первая дверь направо. Приходите, когда будете готовы.

— Мы только на минуту, — ответил Шон. Помолчав, он сухо бросил ей: — Ну?

Потрясенная, Венди смотрела на него, не зная, с чего начать.

— После всего этого… после того, что ты сделал… все, что ты способен сказать, — это «ну»?

— Нельзя ли просто купить пони? Почему с тобой все превращается в такую серьезную проблему?

Венди растерялась. Неужели Шон забыл, что вручил ей бумаги на развод и выгнал из квартиры? Или он просто спятил?

— Что ты хочешь услышать от меня? — нетерпеливо осведомился Шон.

Венди молчала. Чего она хотела? «Я хочу, чтобы все снова стало нормально. Хочу, чтобы все было так, как раньше, до моего отъезда в Румынию. Это было не слишком хорошо, но лучше, чем сейчас».

— Я хочу, чтобы ты объяснил. Вызывающе посмотрев на нее, Шон повернулся и зашагал к конюшне. Венди побежала за ним и догнала у входа.

— Я не желаю обсуждать это сейчас! — прошипел он. — Не перед этими людьми… — Шон указал на дверь конторы.

— Почему? Какое тебе до них дело?

— Дело не в том, что я думаю о них, Венди. Дело в том, что они думают о нашей маленькой девочке. Зачем ты смущаешь ее? Она наконец нашла в себе смелость попробовать что-то новое, заняться спортом, а ты намерена все погубить.

— Нет, не намерена…

— Разве ты не знаешь, как здесь сплетничают? — с упреком спросил Шон. — Все всё про всех знают. Ты видела Черри и Нину — они поговорят с Марком, и завтра об этом узнает вся школа Сент-Мэри-Элис. Магде и так трудно. Хочешь, чтобы все дети говорили, какая у нее ненормальная мать?..

— Но, Шон! — Венди в ужасе взглянула на него. — Я ничего такого не сделала. Я никогда ничего не сделаю, чтобы обидеть нашу малышку…

— Нет. Ты лишь неожиданно появилась здесь. Это трудно объяснить.

— Что объяснить? Я ее мать…

— Да?

— Ты дерьмо! — Венди помолчала, потом решила сменить тему. Слишком страшно во все это погружаться. — И как же ты планировал заплатить за пони без меня, Шон?

— По кредитной карте.

— Это все еще мои деньги, — заметила Венди, ненавидя себя за эти слова.

— Отлично. Разбей сердце своей дочери. Это расположит к тебе детей.

— Я же не сказала, что не стану…

— Поступай как знаешь. Я сделал все возможное и умываю руки. — И он пошел в темные глубины конюшни, звук его шагов эхом разносился в просторном помещении.

Венди поспешила за ним. Конюшня как будто была пуста, свободна от страшных животных, готовых выскочить и затоптать ее.

— Шон! — позвала она. — Вернись. Шон обернулся.

Она должна заставить его сказать, подумала Венди. Она не позволит ему вот так уйти.

— Я не куплю этого пони, пока мы не поговорим о том, что происходит.

Лицо Шона выразило отвращение.

— Прекрасно! — сказал он со злой бравадой и шагнул в пустое стойло.

Венди колебалась. Пол был покрыт ярко-желтой соломой. Может, они просто займутся любовью и все будет по-прежнему. Сколько раз уже это срабатывало. Шон стоял посреди стойла, скрестив руки на груди. Венди шагнула к нему, чувствуя, как солома покалывает лодыжки. Ну какой же он дурачок. Вся эта затея смехотворна. Если Шон уступит сейчас, она простит его. Венди привыкла его прощать. После двенадцати лет практики это не сложно, не труднее, чем научиться просить прощения. Просить прощения и прощать гораздо легче, чем думают.

И, готовая проявить уступчивость, Венди решила воспользоваться случаем. Безобидным детским тоном, каким она всегда говорила с Шоном, она храбро произнесла:

— Давай займемся сексом.

Но эти нежные слова не успокоили Шона, а, казалось, разбудили в нем зверя. Он бросился на Венди, словно собираясь ударить, но в последний момент подбежал к стене и стукнул кулаком по деревянной перегородке.

— Ты так ничего и не поняла, да? — заорал он. А затем, возможно, устыдившись необычного проявления своего мужского естества, закрыл лицо руками. Его тело затряслось как от рыданий, но он не издавал ни звука. Венди приблизилась к нему и тронула за плечо:

— Шон? Шон… ты плачешь?

— Нет. — Его голос звучал приглушенно. Венди попыталась отвести ладони Шона от лица — и испугалась. Глаза его превратились в покрасневшие щелочки, источающие ненависть. К ней, к себе или к ним обоим?