Месяц нырнул в облака, по саду пронесся шум. Лавров чуть не выронил футляр, когда сверху затрещали ветки и на него посыпались листья и завязь. Он поднял голову и встретился взглядом с гигантской дымчатой кошкой. Химера тут же рассеялась.

– Тьфу ты, – выдохнул сыщик. – У меня конкретные глюки…

Его ноги подкосились, сердце выскакивало из груди. В это время раздался грохот, как будто посыпались поленья.

– Что это?

– Кажется, в сарае кто-то есть…

Лавров поспешно сунул футляр под мышку и метнулся к сараю. Замок висел снаружи целый и невредимый. Сыщик подергал его – заперто. Он оглянулся в поисках полена или любого другого орудия.

– Надо сбить замок, – сказал он подоспевшей Глории. – Неси лопату.

– Вот она…

Сыщик отдал ей футляр и скомандовал:

– Держи фонарь, но так, чтобы никто не видел. Загороди спиной. А то соседи сбегутся. Там в сарае кто-то прячется.

– Как же он сам себя закрыл?

На этот вопрос Роман не ответил. Хрясь!.. Лезвие лопаты ударило по замку, и ржавая скоба отскочила.

– Осторожно… – предупредила Глория.

Лавров бросил лопату и достал пистолет. Деревянная дверь оставалась закрытой. В сарае стояла тишина.

– Эй, кто там, выходи! – глухо приказал он.

Ни звука в ответ. Только ветер шелестел листьями и сонно качались березы за забором. Из-за туч показался месяц и осветил двор.

Сыщик прижался спиной к дощатой стене и рывком распахнул дверь. Внутри сарая были видны поленницы дров, ведра и кучка угля. Часть поленьев рассыпалась. С потолка свисала на проводе лампочка.

– Никого…

Он шагнул вперед и поманил за собой Глорию. Она топталась на месте.

– Иди сюда, не бойся! Здесь нет окон. Включим свет и спокойно посмотрим, что мы нашли.

Глория продолжала топтаться у порога. Она ощущала чье-то присутствие, чью-то злобу и страх. Может, это злость Лаврова и ее собственные опасения? Все так перепуталось. С тех пор как они оказались в дачном поселке, за ними кто-то наблюдает. Незримый преследователь. Он повсюду… Может, это его флюиды проникают в сердце, леденят кровь в жилах?

– В сарае кто-то есть, – прошептала она.

– Мыши, наверное…

Глория все еще колебалась, входить или нет. Лавров поискал глазами выключатель. Щелк! Ничего не произошло. По-видимому, лампочка давно перегорела.

– Дай мне фонарь, – обернулся он.

Голубоватый луч выхватывал из темноты дрова, груду щепок для растопки, деревянные грабли. В сарае пахло поленьями и углем. Роман задел ногой ведро и выругался. В дальнем углу что-то блеснуло, раздался шорох. Он заглянул за поленницу и услышал крик Глории:

– Берегись!

Сыщик инстинктивно отшатнулся, и в ту же секунду что-то просвистело у него над головой. Топор?! Он ударил наугад, – раз, второй. Нападающий выронил свое орудие и мешком осел на пол, усыпанный щепками.

Лавров не успел понять, что произошло. Во время короткой схватки фонарь упал, но не разбился. Сыщик подобрал его и осветил поверженного врага.

– Савельев?..

В углу за поленницей полулежал… отец Камиллы. Рядом валялся топор, которым он собирался размозжить Лаврову голову. Тот на всякий случай отбросил топор подальше.

Подбежала Глория и с недоумением уставилась на отставного капитана. Значит, это его страх и злость она чувствовала.

– А ты говорил, мыши…

– Как он очутился в закрытом снаружи сарае?

– Очевидно, кто-то его закрыл.

– Это папаша Камиллы, – сердито сообщил Лавров. – Он чуть не проломил мне башку топором! Какого черта?!

Глория, держа под мышкой футляр, присела на корточки перед моряком и похлопала его по небритым щекам. Савельев был одет в потертые джинсы и черную футболку. Его голова запрокинулась, из носа текла кровь. Лицо, шея и руки в синяках и ссадинах.

– Живой…

– Сейчас очухается. Зря я наручники с собой не взял, – с этими словами сыщик отложил фонарь и принялся снимать с капитана ремень. – Ничего, обойдемся.

Он крепко связал Савельеву руки и поднял глаза на Глорию.

– Считаешь, меня амулет спас? Этот орангутанг чудом промахнулся.

– Он моего крика испугался.

– Опять все лавры тебе? – усмехнулся Роман. – Ладно. Ты мне скажи, как он попал в сарай и кто его так отделал? Он весь в синяках.

– Ссадины успели подсохнуть…

Савельев пошевелился и застонал. Сквозь ресницы ему были видны двое людей с голубой кожей. Они о чем-то переговаривались. Один из них – женщина. Она наклонилась к нему и произнесла:

– Он пришел в себя.

– Савельев! – окликнул его мужчина. – Узнаешь меня?

– Жу… журналист?..

– Вижу, с головой у тебя порядок. Это хорошо.

Савельев сообразил, что кожа у этих двоих кажется голубой в свете фонаря. Он долго сидел в темноте, а потом, когда услышал чужие голоса, решил отдать свою жизнь подороже. Не вышло.

– Пришел… добить меня?

– С какой стати мне тебя добивать? – удивился журналист. – Ты что, белены объелся? Кидаешься на людей с топором!

– А где… он?

– Кто?

– Зверь…

– Ты что-то путаешь, – покачал головой журналист. – Никакого зверя нет. Зато ты чуть меня не укокошил!

– Я думал… он вернулся.

– Как ты тут очутился, Савельев? Приехал вступать в права наследства? Не рановато?

– Я поглядеть только… вещи кое-какие взять…

– А в сарай как попал?

– Не помню… без памяти был.

– Кто же тебе память отшиб?

– Зверь… Я его не за того принял…

– Хорош заливать! – вспылил журналист.

– Я подумал, он Камиллу убил… дочку мою. Думал, это ее хахаль…

– Каретников, что ли?

– Я дознался, что он с Камиллой роман крутил. Следователь обмолвился, еще кое-кто из сотрудников бара, где она работала. Шила-то в мешке не утаишь. Фото мужика я нашел в Интернете и сразу смекнул, в чем тут фишка. Мужик-то этот… женатый. Небось, поиграл с девчонкой, а когда она ему надоела, прикончил…

– Значит, Каретников явился сюда и застал тебя в доме?

– Вроде не было повода ему являться, – сказал капитан. – Он даже на похороны не пришел. А тут – глазам своим не верю! Хахаль дочкин стоит посреди комнаты и пялится на меня. Лицо перекошено, ноздри раздуваются. Я его не сразу признал…

Лавров вспомнил оторванную пуговицу, обнаруженную Глорией на полу в доме, и сообразил, что она – от рубашки Каретникова.