из-за зарослей черёмухи и ивы, покрывавшим берега, поднималась остроконечная, блестящая на ярком солнце крыша большого дома.

Копыта лошадей простучали по каменному настилу: — познакомься, милая, это Жемчужный ручей, — сказал Ален, с улыбкой глядя на речушку под мостом. Констанца же не отрывала глаз от вырастающего впереди дома. Невысокий каменный забор окружал его. Дорога уходила вправо, где вдалеке виднелись крыши небольшого городка.

Карета подъехала к закрытым воротам. Кучер соскочил с облучка, но не успел он постучать кнутовищем, как из стоящей рядом сторожки выбежал небольшого росточка старик и, непрерывно кланяясь, принялся открывать деревянные створки. Путники въехали на широкую аллею, вдоль которой тянулись густые, давно не стриженые кусты живой изгороди. Констанца с жадностью глядела на дом, невысокий, в два этажа, даже несколько приземистый, из искрящегося красноватого гранита, он уверенно и спокойно смотрел на неё чисто вымытыми стрельчатыми окнами, за которыми белыми пятнами мелькали человеческие лица.

Карета, не спеша, катилась по аллее, а ей навстречу, из широко распахнутых дверей центрального входа уже бежали люди. Около десятка мужчин и женщин окружили карету. Констанца видела радостные улыбки, счастливые и довольные лица. Но это всё были пожилые люди! Она повернулась к Алену, растерянно спросила: — но почему они старые, Ален!? Им всем очень много лет!

Не отрывая глаз от окна и улыбаясь встречающим, он ответил: — они были молодыми, Констанца, когда был молод мой дед. Эти люди помнят меня маленьким мальчиком, родная. Они вырастили меня, а я о них забыл намного лет.

Карета остановилась перед высоким полукруглым крыльцом. Чьи-то руки открыли дверцу, а в следующую минуту Констанца увидела низко склонённые спины. Слегка изменившимся голосом Ален сказал: — довольно! С вашими радикулитами вы рискуете не разогнуться! — Он не выдержал и со смехом обнял ближайшего к нему мужчину: — Коста, ты жив! Я боялся, что ты меня не дождёшься! — Констанца увидела, что мужчина стар, может быть, даже старше лорда Касилиса. Он был высоким, чуть полноватым. Годы согнули его плечи, и, кажется, он немного хромал. Мужчина обнял Алена, и девушка увидела, как на его глазах блеснули слёзы:

— мальчик мой, какой же ты вырос большой и красивый! Добро пожаловать, Ален, в родной дом! — Он спохватился: — да что же это я! Ведь ты привёз невесту! — Он торопливо шагнул к карете, низко поклонился Констанце: — добро пожаловать, Ваша милость, в «Жемчужный Ручей»! — Она растерянно глянула на Алена. Тот, улыбаясь, подмигнул ей и протянул руку:

— прошу тебя, дорогая!

Констанца неловко выбралась из кареты, слуги согнулись в низком поклоне, а она не знала, что сказать.

— Всё, хватит! Мы устали и хотим есть. И, да, данна Констанца — ваша будущая хозяйка. — Ален, положив руку Констанцы себе на сгиб локтя, решительно двинулся к двери. Негромко переговариваясь, слуги двинулись за ними. Констанца чувствовала, как десяток пар глаз рассматривают её. Ей было неуютно, она поёжилась, подумав, что женщины сразу определили, что она беременна. Ален наклонился к её уху и прошептал: — ничего не бойся. Всё будет так, как ты скажешь. Я представлю тебе слуг немного позднее, когда мы поужинаем и отдохнём. Или завтра утром. — Нахмурив брови, он заглянул ей в лицо: — ты плохо себя чувствуешь, милая? Ты молчишь, и мне как-то беспокойно…

Констанца улыбнулась ему: — я очень устала, Ален и, наверно, не буду ужинать. Хочется побыстрее добраться до постели! — Он растерянно оглянулся на данну Ольгию, шедшую за ними. Та кивнула:

— да, Ваша милость, ей надо прилечь. Может быть, вы распорядитесь, чтобы ужин принесли в её покои?

* * *

Констанца проснулась и неспешно оглядела комнату, которую вчера вечером не успела рассмотреть. Большая, с высоким лепным потолком и двумя окнами, прикрытыми тяжёлыми бархатными шторами густого тёмно-вишнёвого цвета. Такой же ковёр на полу, не новый, чуть потёртый. И позолота на лепнине потолка кое-где облупилась, осыпалась. Мебель массивная, старая, но натёрта до блеска, как и пол там, где не прикрыт ковром. За закрытой дверью чуть слышные осторожные шаги, скрип дверцы какого-то шкафа. Она улыбнулась, вспомнив, что отныне этот дом — её. Ребёнок толкнулся, напоминая о себе, и она ласково погладила живот. В отличие от Алена, она совершенно не боялась родов. Да, говорят, это больно, но ведь женщине природой предназначено рожать и терпеть эту боль. Она вспомнила, как однажды ей довелось помогать соседке, когда та принимала роды у коровы. Бедное животное тяжко вздыхало, и Констанца от всей души жалела её. — Ну а её, — она хихикнула, — обязательно пожалеет Ален!

Дверь осторожно приоткрылась, и показалось свежее и улыбающееся лицо данны Ольгии: — доброе утро, Констанца! Мне показалось, ты меня позвала?

Заботливая женщина уже разобрала и разложила по шкафам все вещи девушки. Их, в общем-то, было немного. Хотя лорд Касилис был готов оплачивать все наряды, которые пожелала бы заказать Констанца, ей было неловко злоупотреблять его добрым к ней отношением.

Пока она, с помощью данны Ольгии, одевалась и причёсывалась, та рассказывала ей о своём знакомстве со слугами и домом.

В поместье «Жемчужный ручей» постоянно проживали четырнадцать человек. Это были повара, слуги, садовники, привратник и конюх. Ещё был домоправитель, данн Коста. Как, со смешком рассказала данна Ольгия, домоправитель с успехом заткнул бы за пояс любую женщину по части управления хозяйством. Несмотря на то, что хозяин не появлялся в поместье много лет, данн Коста считал своим долгом содержать поместье в таком порядке, как будто лорд дар Бреттон лишь ненадолго отлучился.

Теперь его надежды и усердие были вознаграждены. Лорд Ален приехал, наконец, домой и, о, великая радость! — он привёз невесту.

Данна Ольгия смеясь, сказала, что кажется, домоправитель так и не ложился спать.

В доме было пятьдесят четыре комнаты, но жили лишь в южном крыле. Комнаты северного стояли закрытыми. Как поняла данна Ольгия, немногочисленные слуги, к тому же немолодые, просто не в состоянии были поддерживать порядок и чистоту в таком количестве помещений.

Она уже познакомилась с женской прислугой. Все они с нетерпением ждали знакомства с будущей хозяйкой, настроены были доброжелательно и, конечно же, заметили беременность Констанцы, о чём осторожно попытались поспрашивать данну Ольгию.

В это же утро Констанце представили всю прислугу, живущую в поместье. Она немного волновалась, но её дорогой Ален стоял рядом, ободряюще улыбался ей, да и люди, она чувствовала это, были ей рады. Мужчины низко кланялись, а женщины приседали в реверансе. Констанце хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Ведь все они были ровесниками её отца, или значительно