Если же вернуться к «Повседневной жизни…», то можно узнать, что на вербовку одного человека — то есть пьянку-гулянку, казна отпускала 8 рублей 40 копеек ассигнациями, или 6 рублей серебром. Так как в то время на полтинник вполне можно было пообедать в ресторане, такая сумма была достаточно большой. В результате «от желающих выпить на дармовщину не было отбоя, и гусары каждый день увозили с собой великое множество праздношатающихся».

Что ж, как тогда, так и сейчас основным контингентом, который стараются привлечь на службу, были люди, которым нечего делать… Конечно, у каждого из них были свои побудительные мотивы к тому, чтобы подписать контракт. Добровольное поступление на военную службу для многих открывало дорогу в совершенно иной мир. Особенно в военное время, которого с начала XIX столетия выдалось для России больше чем достаточно. Недаром же говорил знаменитый гусарский генерал Яков Петрович Кульнев: «Матушка-Россия уже тем хороша, что в каком-нибудь углу ее обязательно да дерутся». Ну а если война есть, то следовало очень стараться и свято надеяться на то, что повезет именно тебе.

Выслужиться можно было и в мирное время, если добросовестно тянуть солдатскую лямку и выйти в унтер-офицеры. Люди грамотные, которых, впрочем, было совсем немного, получали унтерский чин через четыре года беспорочной службы. А если потом удавалось безукоризненно прослужить еще двенадцать лет, то уже можно было держать экзамен на офицерский чин, обрести дворянское достоинство. Для тех «контрактников», кто ставил перед собой подобную цель, имел достаточно сил и настойчивости, это было вполне реальным вариантом. Недаром же среди гусар и улан таких «выслужившихся» офицеров были десятки.

Впрочем, не всем офицерам из дворян это нравилось. Пришлось читать рассуждения какого-то господина, говорившего, что, когда уже в штаб приходил приказ о производстве «нижнего чина» в офицеры, но это не было еще известно в подразделении, он обязательно находил повод придраться и приказывал всыпать новоявленному «благородию» розог — чтобы «впредь себя помнил»… Подлость!

Однако подавляющее большинство «контрактников» не стремилось ни к генеральским эполетам, ни даже к офицерскому званию. Трезво оценивая свои силы и имея элементарные запросы, эти люди довольствовались малым: праздником при зачислении, хорошими «подъемными» при поступлении в полк — на покупку лошади, обмундирования и амуниции, а затем довольно приличным по тому времени и для их состояния жалованьем. В уланском полку, например, «товарищ» получал в год 54 рубля 75 копеек, а «шеренговый» — солдат из простолюдинов, также поступавший «по вербунку», — 27 рублей 37 копеек. Кстати сказать, жалованье пехотного прапорщика на ту пору составляло 125 рублей…

Время как бы шлифует исторические события. Спустя десятилетия они теряют подробности, лишаются славных имен своих участников и в результате занимают всего лишь нескольку строк на страницах учебников или специальных изданий. Хорошо хоть, если это краткое изложение будет соответствовать истине.

Как-то в «Календаре знаменательных дат и событий» пришлось встретить утверждение: «11 октября 1702 года Петр I отбил г. Орешек у шведов и основал Шлиссельбургскую крепость». Между тем крепость на расположенном у истока Невы из Ладожского озера Ореховом острове (отсюда и название Орешек) основана не Петром I, а новгородцами в 1323 году — в ту пору здесь проходил легендарный «путь из варяг в греки». Но в период «смутного времени», в 1611 году, Орешек был захвачен шведами, переименовавшими его в Нотебург. Известно, что многие из ближайших наших соседей старались использовать всякие российские «смутные времена» для приращения новых территорий.

Шведская «аренда» русской территории длилась немногим меньше столетия. А потом, как сказано в «Истории Петра Великого», «чтобы овладеть Невою, Петру прежде всего нужно было овладеть крепостью Нотебургом, или старинным Новгородским Орешком. По Невским берегам государь намеревался выйти к Балтийскому морю, говоря пушкинскими словами, “в Европу прорубить окно”». В начале августа 1702 года царь и двинул свои полки к Ладожскому озеру.

Описания историков лаконичны. «По прибытии Шереметева Петр повел войско к Нотебургу, — писал в середине XIX века С. М. Соловьев. — То была маленькая крепость, обнесенная высокими каменными стенами, шведского гарнизона в ней было не более 450 человек, но около полутораста орудий; у осаждающих было десять тысяч войска. После отчаянного сопротивления 11 октября комендант принужден был сдать город».

В современной «Энциклопедии для детей» сказано и того меньше: «В 1702 году обновленная русская армия появилась под Нотебургом и предприняла генеральное наступление на охранявшие этот район шведские войска. Штурмом взяв эту считавшуюся неприступной крепость, русские войска, развивая успех, в следующем году взяли Ниеншанц…»

Честно говоря, не впечатляет и не вдохновляет. Потому, наверное, взятие Нотебурга остается в памяти каким-то проходным событием на пути к Лесной и Полтаве, славным победам Русской армии, решившим исход Северной войны. Впрочем, теперь и они нам также известны только в общих чертах. А между тем, о штурме Орешка можно вспомнить немало.

«1(12) октября преображенцы и семеновцы получили приказание переправиться на правый берег Невы и овладеть находившимся там редутом. Царь лично участвовал в этом предприятии, которое увенчалось полным успехом. Шведы, дав один залп, бежали, и редут был занят без боя и без потерь. В тот же день коменданту было послано письмо с предложением сдать крепость, так как она обложена со всех сторон…».

Это строки из «Истории лейб-гвардии Семеновского полка», выпущенной в 1883 году к двухсотлетию полков «Петровской бригады». В том же году, кстати, вышла и «История лейб-гвардии Преображенского полка».

Из Семеновской истории узнаешь, что на предложение русских комендант крепости дерзко ответил, что просит четыре дня отсрочки, чтобы испросить разрешения на капитуляцию у генерала Горна, находившегося в Нарве. Шведы еще ощущали себя «нарвскими победителями», хотя русские уже потрепали их флотилии и на Белом море, у Архангельска и на Ладоге, а дотоле непобедимые сухопутные силы были биты при Эрестфере, Гумельсгофе и на реке Ижоре.

Когда Петр I приказал начать бомбардировку крепости, осажденные поняли, что переоценили свои возможности, но обстрел непрерывно продолжался до самого штурма. Это весьма не нравилось женам шведских офицеров, и комендантша прислала просьбу выпустить из крепости женщин.

Письмо принял сам царь и разрешил уйти не только женщинам, но и «любезным их супружникам». Разумеется, шведы не приняли издевательского предложения, и на следующий день, 4 (15) октября, Петр во главе десанта из трехсот гвардейцев переправился на ближние к крепости острова. Штурм был назначен на 11 — е. Идти на приступ должны были охотники-добровольцы, большинство были выбраны от Семеновского полка. Им дали штурмовые лестницы, были приготовлены лодки, а через Неву навели «летучий», т. е. временный, мост. Стены крепости уже были пробиты в нескольких местах, а под утро в Нотебурге начался пожар.