Алира предложила ему подняться по деревянным ступенькам, и сама поднялась следом. Здесь гостя снова ждали чудеса. Светлая льняная занавеска, прикрепленная к противоположным стенам, разделяла этаж на две комнаты. В одной были матрас, ковер, столик и плетеный стул; на полу и столе были расставлены хрустальные подсвечники с толстыми свечами. За занавеской в углу пара деревянных вешалок заменяли гардероб, а возле окна, выходившего на южную сторону, расположились небольшой шкаф с кувшином, служившие умывальником и комодом.

– Какая красота! – похвалил Дамер.

– Здесь все самое необходимое, – пояснила Алира. – Томас привезет генератор, прежде чем уехать, и он обещал оборудовать еще и туалет. Осталось выяснить, как подвести сюда воду. Здесь рядом есть пруд. Если жители Алкиларе позволят, – пошутила она, вспоминая, как их здесь приняли, – я проведу туда трубу. И еще хочу поставить печь.

Они вернулись на первый этаж и разместились в креслах у стола.

– Ты за три дня все это сделала одна, – заключил Дамер. – Теперь ясно, что ты решила. Ты ведь могла переехать ко мне.

Алира кивнула. Она многое передумала, пока они ожидали кремации. Все, ради чего она жила прежде, рухнуло в одночасье, а материальная часть истории, хранившая память нескольких поколений, исчезла в огне. Ничего уже не будет, как прежде, после смерти матери. Она боялась одиночества и темноты, которые сопровождали ее раньше. Теперь она понимала иронию судьбы: если пожелаешь, чтобы все закончилось, в итоге останешься ни с чем. Она вспоминала всю свою жизнь: ее детские мечты быстро обернулись кошмарами, беззащитностью и неприятием. Изначальное желание избавиться от тех, кто хотел захватить Алкиларе, произрастало из наследной ненависти. Сама того не понимая, она состарилась раньше срока, накапливая в себе зло.

Алира положила руки на живот, где зарождалась новая жизнь. Когда ее тело, казалось, начало увядать, ей открылось иное будущее. Она многое потеряла, но чувствовала себя богатой, сильной и энергичной. Она открыла, что может быть храброй, действовать, реагировать; она не предалась необратимой старости, освободилась от недвижности. Конечно, ее причисляли к «потерянному поколению», без цели в жизни, не пережившему войн или Великой депрессии, не знавшему голода. Но она сражалась в духовной войне – и победила, и наградой ей было, ни много ни мало, собственное будущее. И она подарила Дамеру полный обожания взгляд.

– Переехать к тебе было бы проще всего, – объяснила она, – но мне нужно построить собственный дом. Неизвестно, что станет с Алкиларе? Кто-то уже сдался и уехал, другие скоро это сделают, чтобы избежать насилия и неприятия, а те, кто останется, не знают, как себя защитить. Я видела твое лицо, когда ты вышел к протестующим. Оно напомнило мне мое собственное, в юности, и это многое объяснило. Я не хочу, чтобы мой… сын или дочь росли в атмосфере ненависти, выступали против всего мира или наоборот. Здесь, – Алира повела рукой, – всегда будет маленький островок рая. Ты, сам того не желая, открыл для меня будущее. Я ничего не потребую от тебя для ребенка. Но знай: мое счастье будет полным, если ты разделишь его со мной.

Дамер поднялся и подошел к окну, за которым открывался вид на руины особняка и старую часть Алкиларе. Теперь был его черед звать с собой Алиру. Он приблизился, наклонился и прижался щекой к ее щеке, ощущая тепло ее кожи и наслаждаясь моментом единения.

– Мы будем вместе петь старые песни, – произнес он.

– Уверена, что он или она научат нас новым, – отозвалась Алира.

Верхушки деревьев раскачивались, предвещая перемену погоды. Наверняка небо затянут облака, потом тучи, налетит гроза с громом и молнией, потом ливни; похолодает. На ум пришла фраза, отображавшая все, что Алира успела узнать: от Элехии и Томаса она унаследовала одно – силу противостоять ветрам перемен. А после бури трава всегда зеленее…

– Я расскажу ему о своих родителях.

– И о моих, – добавил Дамер.

– …без ненависти, – произнесли они хором и заулыбались.

– Надеюсь, папа проживет достаточно, чтобы понянчить внуков и правнуков, – произнес юноша.

– И я надеюсь.

Алира выглянула в сад. Каждый год в конце сезона трава жухла, и стебельки, что когда-то были зелеными, сменялись новой порослью, подпитываемой небесными хлябями. Трава чем-то напоминала душу: ее нужно поливать, чтобы та не засохла. А потому кровь должна бурлить, а не застаиваться, передаваться другим, чтобы они сохраняли гибкость, не одеревенели, а танцевали под пение ветров. Как многолетние растения каждый год просыпались под землей или однолетки пробуждались из семян, чтобы выносить новое семя перед смертью, так же и Алира мечтала сохранить связь с тем, что когда-то было ее миром, и поделиться своим лицом и духом с солнцем, дождем, воздухом и облаками. Она мечтала слушать биение сердца земли – простое и строгое, ритмичное и торжественное, бесконечное и исцеляющее, – пульс той земли, что однажды заберет ее к себе навсегда, укрыв в вечных объятиях.

– А еще мы посадим деревья рядом с теми, что сажал отец.

– Конечно. Только скажи как! – пошутил Дамер, припомнив, что самолично учил ее этому, а потом тон его стал серьезным: – Думаю, в таких обстоятельствах наши родители примирились бы.

– Наверное, – пробормотала Алира.

– А еще мы расскажем, как мы познакомились, потому что он будет постоянно об этом спрашивать! – Юноша не хотел позволять грустным мыслям разрушить идиллию.

Женщина подняла голову, и их взгляды встретились.

– Мы познакомились, потому что ты приехал сюда.

И юноша подмигнул ей:

– И потому что ты осталась.