К погребению императрицы ожидают приезда многих иностранных принцев и депутаций. Между прочими приезжает завтра германский наследный принц с многочисленною свитой; затем великий герцог Саксен-Веймарский, принц Александр Гессенский и его сын князь Болгарский.

25 мая. Понедельник. С утра погода дождливая, сильный ветер, на воде почти буря. Несмотря на то, процессия перенесения тела покойной императрицы в Петропавловскую крепость совершилась вполне удачно; к полудню дождь прекратился, на несколько минут даже выглянуло солнце. За колесницей с гробом ехал государь верхом, в мундире Лейб-кирасирского ее величества полка; за ним, также верхом, наследный германский принц эрцгерцог Вильгельм и принц Александр Гессенский, а затем свита государева; вся же царская семья (мужского пола) шла пешком. При самом входе процессии в крепость государь и мы сошли с коней, и тут мне удалось обменяться приветствиями с приезжими иностранными принцами.

Вечером я был наряжен в число дежурных при гробе с 8 до 10 часов; простояв час до панихиды, потом всю панихиду и после, я был сменен только в 11 часов князем Воронцовым, который не получил своевременно повестки о дежурстве. И не он один был в том же положении; общая жалоба на беспорядок и нераспорядительность в церемониальной комиссии. Когда в 12 часу ночи я возвращался домой, у входа в крепость уже собралась толпа народа; в крепость впускали только небольшими группами.

27 мая. Вторник. Доклад обычным порядком в Зимнем дворце, – сначала военный, а потом вместе с Гирсом. Еще с вечера получил я от германского наследного принца приглашение быть у него в 11 часов утра, но доклад мой окончился не ранее 11½ часов. Принц, уже совсем одетый, встретил меня в своей приемной. Я извинился, что опоздал, и мы вошли в гостиную. После нескольких обычных фраз, сказанных принцем стоя, он вдруг, abrupto[85], озадачил меня таким неожиданным и странным вопросом:

– Dites moi, cher comte, est-ce vrai que vous êtes ennemi de l'Allemagne et que vous voulez nous faire la guerre?

– J'espère que Votre Altesse n'y croit pas, car il faut être un idiot pour vouloire faire la guerre à l'Allemagne, surtout dans les circonstances actuelles[86].

Принц улыбнулся и, пригласив меня сесть, начал говорить о необходимости поддержания и на будущее традиционной дружбы между Россией и Германией. Я ответил, что в этом вполне убеждены у нас все люди, сколько-нибудь обладающие здравым смыслом; что если в Германии так распространилось убеждение во враждебном к ней настроении России, то главным образом способствовала тому журнальная полемика, которая постоянно раздувает и преувеличивает всякое возникающее в политике недоразумение. К этому прибавил я, что и созданной мне репутацией германофоба обязан я той же прессе, особенно нашим балтийским немцам.

Слова эти были поняты принцем совсем в ином смысле, чем были мною высказаны. Он начал было отрицать всякие помыслы Германии в отношении прибалтийских наших губерний; конечно, я поспешил объяснить, что об этом не могло быть и речи, что, упомянув о балтийских немцах, я имел в виду исключительно их нерасположение ко мне лично, так как в вопросах внутренней политики относительно Прибалтийского края стою открыто и неуклонно за объединение государства и, следовательно, являюсь противником всяких притязаний остзейских баронов на сохранение средневековых феодальных привилегий. На этом должен был оборваться наш разговор, так как принц спешил к государю на завтрак и, прощаясь со мною, выразил твердую надежду на сохранение между Россией и Германией лучших отношений.

К часу пополудни поехал я в крепость на панихиду, а по окончании службы оставался на дежурстве при гробе до 4 часов. Жена моя также дежурила и вчера, и сегодня; дочь Елизавета больше времени проводит в крепости, чем дома. Сегодня прибыл князь Александр Болгарский, а вчера – герцог Альфред Эдинбургский и великий князь Михаил Николаевич. Также прибыли депутации шведская и французская; во главе последней – сам посол Шанзи, возвратившийся из отпуска. Опоздали к погребению баварский принц Арнульф и итальянская депутация.

29 мая. Четверг. Вчера совершился обряд погребения императрицы с обычною торжественностью, в присутствии многочисленных иностранных принцев и депутаций. Вскоре после печальной церемонии государь уехал в Царское Село. Сегодня я ездил туда с докладом. В отсутствие мое заезжали ко мне великий князь Михаил Николаевич, баварский принц Арнульф, герцог Эдинбургский и князь Болгарский. Завтра предстоит отдать им всем визиты.

30 мая. Пятница. Сегодня, в девятый день после кончины императрицы, был опять съезд в Петропавловский собор на панихиду. Заезжал к принцу Арнульфу, герцогу Эдинбургскому и князю Александру. У последнего просидел я около получаса; опять жалуется на свое будто бы унизительное положение перед полномочным народным собранием и в то же время озабочен мыслью о возможности движения в Восточной Румелии, с целью соединения с Болгарией. Князю, как кажется, улыбается перспектива стать во главе этого движения; но рядом с честолюбием заметны неуверенность в своих силах и сознание недостаточности средств. Впрочем, князь Александр теперь гораздо спокойнее духом, чем был в прежний свой приезд в Петербург; он отзывался с похвалою о генерале Эрнроте и русских офицерах.

После панихиды было у меня много посетителей, в том числе бельгийские офицеры, прибывшие сюда по случаю погребения.

31 мая. Суббота. Утром был в Царском Селе. После моего доклада присутствовал при докладе Гирса. Отношения наши с Англией становятся всё более дружественными. Сабуров, приезжавший также в Царское, чтобы откланяться перед возвращением в Берлин, уже менее прежнего хлопочет о своих тайных соглашениях с Бисмарком. Он сам говорит, что при теперешнем положении дел уже нет особенной нам выгоды настаивать на восстановлении тройственного союза.

По возвращении в Петербург нашел у себя ожидавших меня французских офицеров, прибывших с генералом Шанзи в качестве чрезвычайной депутации. В числе их приехал и старинный наш приятель Гальяр, уже в генеральских эполетах.

4 июня. Среда. В последние дни ничего примечательного. Город пустеет; все приезжие по случаю погребения императрицы разъехались; завтра уезжает великий князь Михаил Николаевич, с которым сегодня я имел продолжительный разговор о разных делах по Кавказу. Наступает летний застой в делах; всякий старается под каким-нибудь предлогом вырваться из столицы. Доклады мои государю я должен почти каждый раз сокращать, откладывая всё, что не слишком спешно. Иногда доклад назначается на переезде из Царского Села в Петербург, как например, вчера. У государя заметно утомление, скука; он мало интересуется делами.