– Спасибо, матушка. – Тиэко была тронута ее сочувствием, у нее отлегло от сердца.

– Отец тоже загрустил: до того мало сегодня гостей пожаловало. Человек пять или шесть заглянули во время ужина, а остался только один…

И все же Тиэко взяла у матери бутылочку сакэ и внесла в комнату.

– Благодарю вас, мы уже столько выпили, – сказал гость.

Наливая гостю сакэ, Тиэко почувствовала, как дрожит ее правая рука, и поддержала ее левой. И все же сакэ лилось в чашечку неровной струей.

Этой ночью зажгли и христианский фонарь в саду. В его свете виднелись два кустика фиалок на старом клене.

Цветы на них уже облетели. Верхний и нижний кустик – а что, если это она и Наэко? Похоже, им не суждено встретиться. А может, они все же повстречались нынче вечером? Тиэко глядела на них в неясном свете фонаря, и глаза ее опять наполнились слезами.

Такитиро тоже заметил, что с Тиэко творится неладное, и время от времени осторожно на нее поглядывал.

Тиэко встала с циновок и поднялась на второй этаж. В ее спальне уже было приготовлено ложе для гостя. Она вытащила из ниши свою подушку, вышла в соседнюю комнату и упала на постель.

Боясь, что внизу услышат ее рыдания, она уткнулась лицом в подушку, обхватив ее руками.

Вошла Сигэ. Она увидела, что подушка мокра от слез, принесла новую и пошла к лестнице. У верхней ступеньки она остановилась, поглядела в сторону спальни, хотела что-то сказать, но промолчала и стала спускаться.

В спальне вполне уместились бы и три постели, но приготовлены только две. Одна из них – та, которой обычно пользовалась Тиэко. В ногах аккуратно сложены два летних льняных покрывала – ее и матери.

Значит, Сигэ не уведет ее к себе, а ляжет в постель вместе с нею. Вроде мелочь, но забота матери растрогала Тиэко.

Слезы высохли. На душе посветлело.

– Да, здесь мой дом, – прошептала она.

Собственно, это было и так ясно, но нечаянная встреча с Наэко разбередила ей душу, и она никак не могла успокоиться.

Тиэко подошла к зеркалу и стала разглядывать свое лицо. Хотела было накраситься, так, чуть-чуть, но раздумала. Взяла только флакон с одеколоном и немножко спрыснула постель. Потом туго затянула поясок на спальном кимоно.

Сон не шел.

Не слишком ли холодно я обошлась с этой Наэко, думала она.

Тиэко закрыла глаза, и перед ней всплыли красивые горы возле деревни Накагава, поросшие криптомериями.

Теперь она хоть что-то узнала о своих настоящих родителях.

Рассказать об этом отцу и матери? А может быть, не стоит, колебалась Тиэко.

Вряд ли Такитиро и Сигэ знают, где она родилась и кто ее настоящие отец и мать.

Настоящие отец и мать…

Обоих уже и на свете нет, подумала Тиэко, но глаза ее при этом оставались сухими.

Звуки праздничной музыки доносятся с улицы.

Кажется, гость этот торгует шелком в Нагахама. Говорит он очень громко – наверное, действует выпитое сакэ. Ей на втором этаже слышны обрывки разговора.

Гость сетует на то, что процессия ковчегов теперь направляется от Четвертого проспекта через ставший слишком уж современным район Кавара, затем поворачивает на улицу Оикэ и проходит мимо здания муниципалитета, где даже стулья для зрителей установлены, словом, все это превратилось в «обыкновенное зрелище для туристов».

Прежде ковчеги двигались по характерным для Киото узеньким улочкам и, бывало, даже задевали некоторые дома, но все же тогда была особая атмосфера интимности – тем более когда восседавшим на ковчегах со вторых этажей прямо в руки передавали тимаки[79]. Теперь же на широких улицах их просто кидают вниз.

Такитиро в свою очередь доказывал, что на узеньких улочках трудно было разглядеть украшения на нижней части ковчегов, и правильно, мол, теперь поступают, направляя шествие по широким улицам, – все видно.

Тиэко почудилось, будто сквозь подступавшую дрему она слышит скрип огромных деревянных колес ковчегов, поворачивающих на перекрестке за угол.

Нынешней ночью неудобно – в соседней комнате гость, – но завтра она расскажет родителям обо всем, что узнала от Наэко.

Не каждая семья в деревне на Северной горе имеет собственный участок, на котором выращивает криптомерии. Таких в деревне немного. Тиэко предполагала, что ее настоящие родители работали по найму у одного из владельцев такого участка.

Вот и Наэко говорит: «Я работаю у людей».

Дело было двадцать лет тому назад, и родители не только хотели скрыть, что у них родилась двойня[80], но и понимали: воспитать двоих им не под силу. Поэтому, наверно, и решили ее подкинуть, предположила Тиэко.

Она забыла спросить у Наэко о трех вещах. Во-первых, известно ли Наэко, почему решили подкинуть именно ее, Тиэко? Хотя как, собственно, она могла знать, будучи грудным младенцем? Затем, когда случилось несчастье с отцом? Наэко, правда, сказала, что это произошло вскоре после ее рожденья… Наконец, она говорила, что, по-видимому, появилась на свет на родине матери – в деревне, расположенной далеко в горах. Что это за деревня?

Наэко чувствует разницу в их положении и ни за что не придет в гости первой, поэтому если понадобится с ней повидаться и расспросить, то нужно поехать к ней в деревню самой, так рассуждала Тиэко.

Но Тиэко понимала, что отныне она уже не сможет ездить туда втайне от отца и матери.

Она не раз перечитывала известное произведение Дзиро Осараги[81] «Соблазны Киото». В памяти всплыла одна фраза из этой книги:

«Казалось, будто Северная гора с похожими на многослойные облака грядами зеленых вершин криптомерии и деликатно выстроившимися светлыми стволами красных сосен сливает в единую гармоническую музыку поющие голоса деревьев».

Не праздничная музыка, не праздничный гомон, а музыка этих словно набегающих друг на друга округлых гор и поющие голоса деревьев звучали сейчас в душе Тиэко. Ей казалось, будто эти голоса и музыка проникают в нее сквозь множество радуг, какие часто вспыхивают над Северной горой…

Печаль Тиэко стала легкой. А может, то была вовсе не печаль? Может, удивление, растерянность, смущение, вызванные неожиданной встречей с Наэко? Ну а слезы… Они, должно быть, девушкам на роду написаны.

Тиэко повернулась на другой бок и, закрыв глаза, прислушалась к песне гор.

«Наэко так обрадовалась, а я…» – вспоминала она.

На лестнице послышались шаги. Родители и гость поднимались на второй этаж.

– Желаю приятного отдыха, – донесся до нее голос Такитиро.

Сигэ аккуратно сложила одежду гостя, затем вошла в комнату, где лежала Тиэко, намереваясь сложить кимоно Такитиро.

– Позвольте это сделать мне, – сказала Тиэко.

– Ты еще