И Стихии приостановили неудержимый бег. На несколько невозможно долгих мгновений все замерло, а затем сияющие потоки дрогнули, собрались воедино и ударили в самый центр плетения.

Илияса отбросило на добрый десяток шагов в сторону. Рисунок под ногами полыхнул так, что пришлось зажмуриться. Алые, белые, лазурные, зеленые, золотые росчерки мигнули в последний раз — и растаяли, оставив в воздухе лишь мерцающие искры.

Верховный жрец пошатнулся и обессилено рухнул на землю. Не веря себе, провел пальцами по изумительно сложному узору, словно бы набранному из тысяч цветных мозаик. Лучи, изгибы, завихрения, круги, ломаные линии — все это перемешалось, полностью покрывая некогда серый камень площади, превращая его в некое подобие ковра, вытканного безумцем.

Кончики пальцев приятно укололо: сила Стихий, усмиренная и словно бы даже удовлетворенная произошедшим, заворочалась внутри, послушно отзываясь на призыв.

Это действительно возможно. Он смог. Вернул магию, скрепив то, что, казалось бы, разрушено навеки.

Хотелось смеяться и плакать одновременно, но Илияс просто откинулся на спину и уставился в небо.

— Видела бы ты, Лей, что сейчас произошло, — произнес он, устраиваясь поудобнее и краем сознания замечая людей, спешащих на помощь. — И знаешь, что я тебе скажу? Если уж Стихии не ответили отказом на мое предложение, то и тебе больше не удастся.

***

— Что с ним?

— Дышит.

— Да оттащите вы в сторону эту иномирную падаль, ему тут не место!

— О небо, сколько крови… Да и марево это сияющее вот-вот растает.

— И как только сердце бьется? Не понимаю.

— Волки… Живучие, правду говорят.

Нервный смех прервался так же быстро, как начался.

— Где же лекарь? — тревожно поинтересовался кто-то.

— Спешит уже, и с ним много кто еще. Но тут, кажется, жрец нужен.

— Самый главный, гляди-ка, сам едва живой.

— Смотря с чем сравнивать. Вчера мертвец, сегодня вон что сотворил. Впрочем, с исцелением любой маг Огня справится.

— А вы видали? Когда бой начался, к нам леди Мейрам пожаловала. И не побоялась же, так до конца ни слова не проронила, не отвернулась даже! Стойкая. Не зря, наверное, Малкон так к ней сердцем прикипел.

— А ты поменьше языком трепи, помог бы лучше.

— Поднимай на носилки, только осторожно!

— Раз, два… есть! Отлично.

— Надо дать знать во дворец.

— Кому? Там же сплошные завалы.

Повисло неловкое молчание.

— Лорд регент без сознания. Совета нет. Императрица с сыном пропала. Кто вообще может сказать, что теперь будет?

— Видимо, я.

Из темноты появились двое: старик лекарь и золотоволосая женщина. Шейба бен Хайри тут же принялся за дело, а Мейрам, словно не заметив удивленные взгляды воинов, коротко приказала:

— Надо рассказать о случившимся хранителям границ, они должны прибыть в столицу при первой же возможности. И отправьте гонца в Недоре. Известите глав старейших родов, что им надлежит явиться завтра во дворец. От него же хоть что-то осталось? Откройте ворота, пошлите гонцов на юг, к поселению Таузар. Сиятельный Адиль с матерью должны уже быть там или где-то совсем близко. Передайте, что я прошу их вернуться как можно скорее. До этого момента власть в империи переходит ко мне, урожденной Мейрам вар Наиль из рода Фаррит.

Двое людей подобрались к площади совершенно незаметно, обойдя и посты стражи, и притаившихся в тени жрецов, и слишком открытые места, на которых Анвар мог бы с легкостью заметить гостей.

Ликит шел первым, Илияс — чуть позади.

— Все, — разочарованно вздохнул Ликит. — Ближе нельзя, заметят. Этого хватит?

— Да, конечно, — Илияс потрепал парня по плечу и подбадривающе улыбнулся. — Не волнуйся, понимаю, ты бы хотел оказаться там и помочь, прикрыть господину спину. Но правда в том, что иногда терпение и скрытность полезнее, чем отчаянно-безрассудная храбрость.

— Сказали бы об этом лорду регенту, — пробурчал себе под нос Ликит, не сводя глаз с двоих людей, замерших посреди открытого пространства. — Не понимаю, зачем он это делает.

— Охота на трусливую дичь — особое занятие. Льва можно вызвать на честный поединок, гиену — только выманить запахом крови. Если Анвар бросит все свои силы на то, чтобы скрыться, мы проиграем. Раз за разом опустошая источники, он накопит слишком большую мощь, но, что гораздо хуже, лишит наш мир связующей нити Стихий. Сложно сказать, к чему это приведет, но вряд ли к чему-то хорошему. Магию надо вернуть, Ликит, но я не знаю как. А демон и Анвар знают.

— Лорда регента убьют.

— Возможно, да, — у Илияса язык не повернулся солгать мальчишке. — А возможно, и нет. Надо ждать.

Вспышка, взрыв, лязг оружия, вынутого из ножен. К звездам взметнулась мерцающая белая преграда — мощный, хотя и преодолимый барьер.

Илиясу пришлось силой удерживать Ликита, когда воздух вспороли лезвия, сотканные изо льда.

— Жди, — приказал он. — Рано.

Удар по лицу. Бесчувственное тело заваливается на бок. Ликит едва зубами не скрипнул от досады.

— Он жив, — тихо отметил Илияс. — Ранен, и сильно, но жив.

— Вы можете помочь ему? — голос юноши дрожал.

Анвар склонился над Ульфом, внимательно осмотрел, в темноте что-то коротко вспыхнуло золотом и тут же погасло.

— Нет нужды.

Ликит удивленно повернулся к жрецу, но пояснений так и не дождался.

— Терпение. И никаких героических порывов, пока я не разрешу.

***

Лежать на голом камне было холодно и жестко, но что удивительно — совершенно не чувствовалось боли. Первая мысль, которая пробилась через мутную алую пелену была именно такой: должно болеть гораздо сильнее.

Ульф аккуратно пошевелился и с удивлением отметил, что чувствует себя подозрительно неплохо. Бок, скорее, зудел и ощутимо пек, но двигаться вполне позволял.

Регент разлепил глаза, приподнялся на руках и осторожно осмотрел себя. На месте жуткой раны даже сквозь порванную одежду мерцало золотистое свечение. От него по телу расходились приятные теплые волны — слишком хорошо и неожиданно, учитывая обстоятельства ранения.

Оружия на поясе, естественно не обнаружилось: ни меча, ни кинжала. Руки были свободны, ноги тоже, странно, неужели его сочли настолько безопасным, что даже поленились связать? Вряд ли.

Короткий взгляд на небо — там холодной россыпью мерцали звезды, тонкий серп луны скрылся за горизонтом, значит, уже почти полночь. Ульф откинулся на спину, досадуя на противную слабость и головокружение. Ни сражаться, ни даже стоять на ногах в таком состоянии он бы не смог при всем желании.