Он сдался. Он побежден.

Я не сразу решаю его преследовать.

При новых обстоятельствах у меня очевидное преимущество, но больше нет желания им пользоваться.

Красноглазая крыса-альбинос никак не взлетит на своем дроне.

Я могу его сцапать.

Но мой мозг занят совсем другим, и это другое занимает столько места, что я вся цепенею.

Снова я должна выбирать между любовью и страхом.

В Энциклопедии я прочла такую фразу: «Воин тот, кто больше занят своими врагами, чем своими друзьями».

Я, конечно, воительница, но не до такой степени.

Рассмотрев дилемму под разными углами, я решаю повернуть голову влево, чтобы заняться тем, кто меня спас, а не тем, кого я хочу уничтожить. Справа до меня доносится шум винтов. Я знаю, что мой заклятый враг сумел запустить двигатель. Его аппарат быстро поднимается в воздух, жужжание удаляется.

Я никак не поверю своим глазам.

– ТЫ? – лепечу я.

– Надо его догнать! – говорит Пифагор. – Залезай на свой дрон и лети за ним!

Мне больше нет дела до Тамерлана. Меня интересуешь только ты. Мне надоело воевать.

ПИФАГОР.

«МОЙ» ПИФАГОР ЖИВ!!!

– НЕЛЬЗЯ ЕГО ОТПУСКАТЬ. Догони его!

– Нет.

– Тогда объясни, как работает эта штука, я сам за ним полечу.

– Мой дрон больше не летает, а Тамерлан уже далеко.

– Тогда все пропало! Придется снова с ним драться. Он выпутается, хотя уже был у нас в лапах.

Только теперь я поворачиваю голову и провожаю взглядом белого крысеныша, уносящегося на запад на подаренном мной летательном аппарате.

Справившись с удивлением, я больше всего на свете хочу понять, откуда взялся Пифагор.

Наверное, я невнятно выразилась и теперь повторяю, стараясь убедить саму себя:

– ТЫ! ТЫ! ТЫ! ЖИВОЙ!

Он, наконец, соглашается перестать смотреть вслед Тамерлану, превратившемуся в точку вдалеке, и переводит взгляд на меня.

– Бастет, – мяукает он.

Пифагор!

Я обнимаю сиамца лапами, копирую объятие, подсмотренное у Натали и Романа. Прижимаю его к сердцу и долго не отпускаю.

Пифагор! Спасибо Вселенной за этот подарок.

Я немного отступаю, чтобы лучше его разглядеть. Черная маска вокруг синих глаз, серебристая шерсть, его особенные уши, типичное для сиамцев легкое косоглазие. Красавец!

– Пифагор… Как же тебе удалось?..

Прилив чувств не позволяет мне закончить фразу.

Он весело отвечает:

– Разве я тебе не говорил, что у кошек девять жизней?

Он потешно шевелит ушами и ведет меня к постаменту, где мы устраиваемся на нагретом солнцем камне. Отсюда хорошо виден полностью обезлюдевший Нью-Йорк, населенный, кажется, одними птицами.

– Я упал с зиплайна в воду. Море смягчило падение. Я вплавь добрался до берега и спрятался на портовом кране. Я знал, что крысы рано или поздно меня найдут. Забившись под кран, я упорно решал вопрос: где крысам не придет в голову меня искать?

– В заброшенном доме?

– Нет, я знал, что они все время рыщут по всем зданиям. Мне вспомнилась фраза из Энциклопедии: «Безопаснее всего в эпицентре опасности». В сильный дождь, ночью, я обосновался прямо в статуе Свободы.

– Это же была их штаб-квартира!

– Я нашел особенное местечко.

– В голове?

– Именно!

– Это ж вон как высоко, а у тебя боязнь высоты.

– Когда сооружение твердо стоит на земле, у меня не кружится голова.

– Как ты там питался?

– Я ел голубей и воробьев, устраивающих там гнезда. Даже баловался их яйцами. После того как выбили окна в короне, голова превратилась в излюбленное место всевозможных пернатых.

– Я сама видела, как крысы взорвали человеческое лицо статуи и заменили его крысиной мордой.

– Когда они явились, я залез еще выше, в пламя факела в вытянутой руке.

– Вот это да! Ты сидел наверху, когда я наблюдала снизу, как крысы воздвигали маску Тамерлана…

– Я тебя заметил, но не мог подать тебе сигнал.

– Что было потом?

– На следующий день я видел, как вы ушли на север. Я хотел к вам присоединиться, но на дороге кишели крысы. Меня бы убили при попытке приблизиться к вашей колонне. Пришлось ждать. Однажды я увидел из своего факела, как в Центральном парке упала ракета. После этого все крысы покинули город, ушли той же дорогой, что и вы.

– Боялись, что ракета взорвется, – объясняю я.

– Мне было боязно последовать за ними. А потом я решил, что против такого количества крыс вы бессильны, и выбрал одинокую жизнь на острове Либерти и ожидание. Защитой от крыс мне служил их страх перед взрывом бомбы. Я уже думал, что протяну здесь один до конца своих дней, но тут прилетели два ваши дрона. Я видел, как вы сражались. Я покинул свое убежище и помог тебе.

– Ты спас мне жизнь.

Мы тычемся друг в друга носами, он целует меня по-человечьи, с языком. Мне это по-прежнему противно, но я провела много времени с людьми и уже достаточно очеловечилась: я не сопротивляюсь и даже получаю некое извращенное удовольствие. Мы долго целуемся под статуей Свободы.

Потом мы спохватываемся.

– Выходит, Тамерлан спасся и сможет снова сколотить крысиную армию, – сетует Пифагор.

– Ничего у него не выйдет, – возражаю я. – Он не знает о подстерегающем его недуге.

– Что ты имеешь в виду, Бастет?

– Разработанное мной секретное оружие.

Он хмурит брови.

– Что произошло там у вас, на севере?

– Война может протянуться еще немного, но мы нашли новое оружие: вирус, передающий мутацию ДНК. Зараженные крысы перестают друг друга понимать, их действия становятся несогласованными. И они уже не могут толком воевать.

– Тамерлан проморгал такой ваш ход?!

– Он не понял, что я вывожу новую крысиную породу: ее представители уже не умеют жить в обществе и обречены на одинокую жизнь с ощущением, что другие не в состоянии их понять.

– Иными словами, ты изобрела психологическую войну…

– Я отняла у крыс то, в чем состояла их сила: сплоченность перед лицом любых испытаний.

Впервые я читаю во взгляде моего избранника незамутненное восхищение.

Как давно я ждала этого момента!

Он принимал меня за самодовольную задаваку и только сейчас открывает меня настоящую: царственную визионерку.