Викки остановилась перевести дыхание. Сага угадывала движение со стороны прокурора, но не спускала глаз с Викки.

— Я пообещала Данте, что мы найдем его маму. — Викки заговорила прерывающимся голосом. — Я несла его на руках, мы все шли и шли, пели песенку, которую они учили в детском саду, про старичка, у которого порвались ботинки. Мы шли по широкой дороге со столбами по обочинам… Одна машина остановилась, нам разрешили сесть на заднее сиденье… Тот мужчина в машине посмотрел на нас в зеркало, включил обогреватель и спросил, не хотим ли мы заехать к нему домой, он даст нам сухую одежду и поесть… Мы бы наверняка поехали с ним, если бы он не изучал нас в зеркале; он сказал, что даст нам еще карманных денег… Но когда он остановился заправить машину, мы тихо вылезли и пошли дальше, не поехали к нему… Я не знаю, сколько мы шли, но на одной стоянке, возле моря, там еще была такая длинная фура из «Икеи», мы находим на столике термос и целый пакет бутербродов с колбасой. Мы не успеваем его забрать — из-за машины выходит какой-то парень, он спрашивает, не голодные ли мы… Он из Польши, мы доехали с ним почти до Упсалы… Я попросила у него телефон, позвонить маме… Я несколько раз подумала, что убью его, если он тронет Данте, но он просто дал нам отдохнуть и поспать… Ему ничего не надо. Он высаживает нас, мы садимся на поезд, чтобы проехать последний отрезок до Стокгольма, прячемся среди чемоданов… У меня больше нет ключа от метро, я никого не знаю, прошло столько времени… Когда-то я несколько недель прожила у пары из Мидсоммаркрансена, но теперь не смогла вспомнить, как их звали, зато вспомнила про Тобиаса — еще бы мне про него не помнить. Вспомнила, что он живет на Волльмар-Икскулльсгатан, что обычно я ездила до Мариаторгет и… какая же я дура, сдохнуть бы мне.

Викки замолчала, уткнулась лицом в подушку и замерла; было слышно только ее дыхание.

Сага постояла у койки, глядя на Викки — та лежала на животе, водя пальцем по бортику кровати.

— Я все думаю о том мужчине из машины, — начала Сага. — Ну, который звал вас к себе домой… По-моему, то, что ты почувствовала опасность, очень важно.

Викки села и посмотрела в голубые глаза Саги.

— Как думаешь, ты поможешь мне выследить его, когда мы закончим вот с этим?

Викки кивнула и с трудом сглотнула, потом опустила глаза и замерла, обхватив себя за плечи костлявыми руками. Нелегко было представить себе, как эта хрупкая девочка разбивает головы двух человек.

— Прежде чем мы пойдем дальше, напомню, что сказать правду всегда означает помочь себе, — заметила Сага.

Ее наполняло щекочущее спокойствие, словно на боксерском ринге. Еще немного — и она получит полновесное признание. Она ощущала перемены — в голосе, в атмосфере, в том, как увлажнились глаза Викки. Сага сделала вид, что пишет что-то в своем блокноте, немного подождала и взглянула на девочку, словно та уже призналась в убийствах.

— Ты спала на окровавленной простыне, — мягко сказала она.

— Я убила Миранду, — прошептала Викки, — да?

— Расскажи.

У Викки задрожали губы; она покраснела, и раны на ее лице потемнели.

— Иногда я бываю ужасно злой, — прошептала девочка и отвернулась.

— Ты разозлилась на Миранду?

— Да.

— И что ты сделала?

— Не хочу об этом говорить.

Защитница не удержалась и подошла к Викки.

— Ты ведь знаешь, что ты не обязана отвечать? — спросила она.

— Я не обязана отвечать, — повторила Викки Саге.

— Допрос окончен, — решительно объявила Сусанна.

— Спасибо, — прошептала Викки.

— Ей нужно время, чтобы вспомнить, — сказала Сага.

— Но ведь у нас есть признание, — сказала Сусанна.

— Я запуталась, — пробормотала Викки.

— Ты призналась, что убила Миранду Эриксдоттер, — громко объявила Сусанна.

— Не орите на меня, — огрызнулась Викки.

— Ты ударила ее молотком? — нажимала Сусанна. — Ударила, да?

— Я больше не хочу говорить.

— На сегодня достаточно, — резко объявила защитница.

— Как ты била Миранду? — так же резко спросила Сусанна.

— Какая разница! — Голос Викки прерывался от сдерживаемого плача.

— Твои отпечатки нашли на окровавленном молотке, который…

— Я не могу об этом говорить, как вы не понимаете!

— Тебе и не нужно говорить, — сказала Сага. — Имеешь право не говорить ничего.

— Почему ты разозлилась на Миранду? — Сусанна уже почти кричала. — Разозлилась так страшно, что…

— Я занесу это в протокол, — пообещала защитница.

— Как ты проникла к Миранде? — продолжала Сусанна.

— Я отперла дверь, — ответила Викки и попыталась выбраться из кровати. — Все, теперь точно хватит…

— Как у тебя оказались ключи? — перебила Сусанна.

— Не знаю…

— Они были у Элисабет?

— Я взяла их на время. — Викки все-таки встала.

— Элисабет сама их тебе отдала?

— Я проломила ей череп! — завизжала Викки и перевернула сервировочный столик, целясь в прокурора.

Пластиковая тарелка с йогуртом и хлопьями с шумом полетела на пол, апельсиновый сок брызнул на стену.

— Иди ты к черту! — крикнула девочка и так пихнула свою защитницу, что та повалилась на стул.

Прежде чем Сага с Йоной успели вмешаться, Викки вцепилась в штатив капельницы и изо всех сил обрушила его Сусанне на плечо. Мешок с физраствором сорвался, шлепнулся об стену и лопнул.

Йона с Сагой встали между Викки и женщинами, пытаясь утихомирить ее. Раствор стекал по стене. Викки, прерывисто дыша, испуганно смотрела на них. Она поранилась, и из одной брови текла кровь. Полиция и санитары ворвались в палату, повалили девочку на пол. Их было четверо; Викки охватила паника, она извивалась, чтобы освободиться, кричала и, дернув ногой, перевернула каталку.

Викки прижали животом к полу и сделали принудительный укол в ягодицу; девочка хрипло вскрикнула и быстро затихла.

Через пару минут санитары уложили Викки в кровать. Викки плакала и пыталась что-то сказать, но только невнятно бормотала — невозможно было разобрать ни слова. Медсестра пристегнула ее к койке ремнями. Сначала к ободам койки оттянулись запястья и лодыжки, потом бедра, самые толстые ремни легли крест-накрест на грудь. Кровь Викки закапала простыню и белые робы санитаров, на полу перемешались вода и еда.

Полчаса спустя Викки уже лежала неподвижно с заплаканным отсутствующим лицом и искусанными губами. Кровь из рассеченной брови больше не текла, в сгиб локтя воткнули новый катетер. Полицейский стоял в дверях, дожидаясь, когда уборщица в последний раз протрет пол.