Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом она обратилась непосредственно к Дэлглишу, говоря очень терпеливо, как бы объясняя что-то глупому ребенку:
– Она сделала это ради меня. Она убила себя, чтобы я могла получить деньги по ее страховке. Она говорила мне, что я – ее единственная наследница. Дело в том, что домовладелец очень торопится продать этот коттедж: ему нужны деньги. Мы хотели его приобрести, но у нас не хватало денег внести залог. Как раз перед тем как выйти, она спросила меня, как это было, когда я ребенком оказалась на попечении местных властей, что это значит – не иметь родного дома. Когда Эдвина убили, мы думали, может быть, в его завещании есть что-то и для меня. Но там ничего не было. Поэтому она и попросила у меня ключ. Неправда, что ей нужно было описать часовню в новой книге. Не в этой книге, во всяком случае. Здесь действие происходит в Лондоне, и она почти закончена. Я знаю. Ведь я ее перепечатывала. Я сразу подумала, что это странно, что ей понадобился ключ. Но я давно научилась не задавать Стелле вопросов.
– Как по-вашему, – спросил Дэлглиш, – решилась бы писательница, любая психически здоровая писательница, убить себя, когда ей осталось совсем немного, чтобы закончить книгу?
Она хмуро ответила:
– Не знаю. Я не представляю, что чувствуют писатели.
– Но я представляю, – сказал Дэлглиш. – Ни за что. Она не ответила. Он мягко продолжал:
– Она была счастлива здесь, с вами?
Анджела устремила на него взволнованный взгляд, и впервые голос ее ожил, словно она всеми силами хотела заставить его понять:
– Она говорила, что никогда в жизни не была так счастлива. Она говорила, что это и есть любовь – знать, что можешь хоть одного человека сделать счастливым и что этот человек в ответ может сделать счастливой тебя.
– Тогда зачем же ей было убивать себя? Неужели она могла и в самом деле поверить, что вы предпочли бы ее деньги ей самой? Почему она могла бы прийти к такому выводу?
– Стелла всегда себя недооценивала. Она могла подумать, что когда-нибудь я забуду ее, но деньги и благополучие останутся со мной навсегда. Она могла даже решить, что жизнь с ней мне во вред, что эти деньги дадут мне какую-то свободу. Она как-то раз говорила что-то вроде этого.
Дэлглиш смотрел на хрупкую прямую фигуру женщины, сидевшей, сложив на коленях руки, в глубоком кресле напротив него. Устремив пристальный взгляд на ее лицо, он тихо сказал:
– Но ведь никаких денег не будет. При страховании жизни специально ставится условие на случай самоубийства. Если мисс Моусон убила себя, вы ничего не получите.
Она не знала. Хотя бы в этом он мог быть совершенно уверен. Эта новость удивила ее, но не потрясла. Это не было реакцией убийцы, лишившейся добычи.
Анджела улыбнулась и мягко ответила:
– Это не имеет значения.
– Это имеет значение для нашего расследования. Я читал один из романов вашей подруги. Мисс Моусон была писателем высокоинтеллектуальным, а это значит, что она была очень умной женщиной. У нее было здоровое сердце, и ее страховка стоила очень недешево. Не так-то легко было выплатить эти взносы. Неужели вы и в самом деле полагаете, что она не знала условий страховки?
– Что вы пытаетесь мне доказать?
– Мисс Моусон знала или думала, что знает, кто убил доктора Лорримера, не так ли?
– Да, она говорила мне об этом. Но не сказала кто.
– Даже не упомянула, мужчина это или женщина? Она задумалась.
– Нет. Только – что она знает. Я даже не уверена, что она и это мне говорила. Не употребляла этих слов. Просто когда я ее спросила, не стала отрицать.
Она помолчала, потом продолжала более оживленно.
– Выдумаете, она вышла, чтобы встретиться с убийцей? Правда? Что она пыталась его шантажировать? Но Стелла не стала бы этого делать! Только дурак мог подвергнуть себя такой опасности, а Стелла вовсе не была дурой. Вы сами так сказали. Она ни за что не пошла бы по собственной воле одна, встречаться с убийцей, ни за какие деньги. Ни одна женщина в здравом уме не пошла бы на это.
– Даже если убийца – женщина?
– Только не в одиночестве и не в темноте. Стар была такая маленькая и хрупкая, и сердце у нее было не такое уж здоровое. Когда я ее обнимала, мне казалось – я держу в руках птичку.
Глядя в огонь, она произнесла, чуть ли не с удивлением:
– Я ее никогда больше не увижу. Никогда. Она сидела в этом кресле и натягивала сапожки точно так, как всегда это делала. Я никогда не предлагала вечером пойти вместе с ней. Я знала – ей необходимо побыть в одиночестве. Все было обыкновенно, как всегда, пока она не подошла к двери. Вот тогда я испугалась. Умоляла ее не уходить. И я никогда больше ее не увижу. Она никогда больше не заговорит – ни со мной, ни с кем-нибудь другим. Она никогда больше не напишет ни единого слова. Я еще не могу в это поверить. Я понимаю, это, должно быть, правда, иначе вы не пришли бы сюда. И все равно не могу поверить. Как смогу я вынести это, когда поверю?
– Мисс Фоули, – сказал Дэлглиш, – нам необходимо знать, выходила ли мисс Моусон пройтись в тот вечер, когда был убит доктор Лорример.
Она подняла на него глаза:
– Я понимаю, чего вы добиваетесь от меня. Если я скажу, что она выходила, тогда ваше расследование будет закончено, не правда ли? Все очень мило увязывается: орудие, мотив, возможности. Он был ее бывший муж, и она возненавидела его из-за завещания. Она пошла и попыталась убедить его помочь нам с деньгами. Когда он отказался, она схватила первое попавшееся оружие и нанесла удар, который его свалил.
Дэлглиш возразил ей:
– Он мог впустить ее в Лабораторию, хоть это мало вероятно, но как она сумела оттуда выбраться?
– Вы скажете, что я взяла ключи из сейфа доктора Хоуарта и дала ей. На следующее утро я положила их на место.
– А вы это сделали? Она покачала головой.
– Вы могли бы это сделать, если бы инспектор Блейклок был замешан в это дело вместе с вами. А какой у него резон желать смерти доктору Лорримеру? Когда его единственную дочь сшиб скрывшийся с места происшествия водитель, свидетельство судмедэксперта обеспечило водителю оправдание. Но это случилось десять лет назад, и эксперт был не доктор Лорример. Когда миссис Придмор рассказала мне о смерти его дочери, мы всё проверили. Показания относились к частичкам краски, этим занимаются судебные химики, а не биологи. Вы что же, хотите сказать, что инспектор Блейклок солгал мне, когда утверждал, что ключи были в сейфе?
– Он не солгал. Ключи были на месте.
– В таком случае, какое бы обвинение в адрес мисс Моусон мы ни пытались построить, оно оказывается весьма слабым, не правда ли? Неужели найдется кто-нибудь способный поверить, что она выбралась через окно четвертого этажа? Вы должны поверить, что мы здесь для того, чтобы выяснить истину, а не сфабриковать выводы полегче.