Шрифт:
Интервал:
Закладка:
„После тщательного изучения многочисленных исков, а также принимая во внимание тысячи детей, которых фонд уже разместил в семьях по всей стране, мы думаем, что этому делу следует дать ход“, – сказал помощник государственного прокурора Чарльз Лански.
„Домашний фонд“ сделал лишь одно-единственное заявление, в котором назвал выдвинутые обвинения „дикими, вымышленными и абсолютно необоснованными“. Мы не смогли связаться с руководством „Домашнего фонда“, однако позднее сотрудник этой организации Мэган Шипмен, ответственная за связи с общественностью, прислала нам открытое письмо, выдержки из которого мы приводим ниже.
„Крайне прискорбно, что обвинения группки весьма проблемных личностей поставили под сомнение работу организации, существующей уже двадцать лет. Благодаря нам свыше двух тысяч детей обрели новые семьи, где их по-настоящему любят. Всякий, кто пристально изучит нелепые обвинения, выдвинутые против нас, сразу же поймет, что это – не более чем попытки нажиться на человеческой трагедии“.
Отметим, что все три обвинителя являлись наркоманами либо алкоголиками – упомянем хотя бы Сару Мюллер, которая совсем недавно избавилась от кокаиновой зависимости. Сама Мюллер, которой на тот момент было девятнадцать лет, утверждает, что некая представительница „Домашнего фонда“ предложила ей две тысячи долларов за оформление временной опеки над ее новорожденной дочерью, Даймонд.
Мюллер, проживающая ныне в государственном реабилитационном центре, сказала „Хайленд-Ньюс“ следующее: „Я не думала, что это навсегда. Я считала, что смогу забрать Даймонд – после того как завяжу“. Но когда Мюллер пришла в себя после долгих метаний между улицей, тюрьмой и различными реабилитационными программами, она обнаружила, что в „Домашнем фонде“ нет никаких документов о том, что Даймонд когда-либо проходила через их систему.
История Мюллер имеет жутковатые параллели с рассказом юной Фатимы „Тины“ Абуд. Однажды в дом Абуд явилась некая медсестра из „Домашнего фонда“. По словам Абуд, женщина предложила ей три тысячи долларов за сына, которому тогда исполнилось два года. Абуд, страдающая шизофренией, согласилась, поскольку верила, что в противном случае ее ребенка заберет ЦРУ. Десять лет спустя состояние Абуд стабилизировалось, и она попыталась отыскать своего сына Бенджамина, но обнаружила, что всякие следы утеряны.
Последний иск поступил от Рика Харлисса, и распутать его историю еще труднее. „Хайленд-Ньюс“ удалось выяснить, что Харлисс, трудившийся разнорабочим, побывал в тюрьме после конфликта со своим тогдашним работодателем, Джеффри Ивзом, экс-совладельцем фармацевтической компании „Файн энд Ивз“»…
Джемму замутило. На мгновение мир поплыл у нее перед глазами. Джемма моргнула, пытаясь восстановить четкость зрения. Но имя отца осталось на прежнем месте.
«Харлисс оставил свою дочь на попечение бывшей жены Эйми (ныне покойной). Впоследствии Эйми заявила, что их дочь, Бренди-Николь, похитили из машины, пока она была в супермаркете. Постепенно детали рассказа стали меняться, и у Харлисса появились серьезные основания обвинить Эйми во лжи (кроме того, как раз после пропажи дочери у женщины появилась крупная сумма наличными).
Когда „Хайленд-Ньюс“ еще год назад опубликовала статью, посвященную Саре Мюллер, Рик Харлисс позвонил в нашу редакцию. Харлисс сообщил нам, что на сайте „Домашнего фонда“ есть фотографии сотрудников организации, и он уже узнал двух людей, которые могут быть замешаны в преступлениях. Согласно Харлиссу, одним из подозреваемых является медсестра Эмилия Дж. Хуан. Харлисс уверен, что видел ее несколько раз в обществе своей бывшей жены.
Установить истину тем сложнее, что Сара Мюллер и Фатима Абуд, возможно, были знакомы ранее – а это порождает подозрения в том, что их иски мошеннические. Обе женщины одновременно проходили лечение в одном государственном реабилитационном центре, хотя кураторы и не припоминают, чтобы между ними завязались дружеские отношения».
Джемма оторвалась от статьи. Пульс ее участился, а мысли спутались окончательно.
Рик Харлисс когда-то работал на ее семью. Почему она не помнит его? Должно быть, она тогда была еще совсем маленькой. И каким же образом история с пропавшими детьми связана с Хэвеном, клонами, благотворительным фондом и ее отцом?
Но сейчас она знала лишь одно: связь существует. Джейк поначалу считал, что в Хэвене испытывают медикаменты на детях-сиротах – и был на пятьдесят процентов прав.
И почему в Хэвене производили сотни клонов?
Джемма погуглила еще и обнаружила, что большинство предполагаемых исчезновений произошли как раз в тот момент, когда ее отец судился со своим бывшим деловым партнером. Значит, факты таковы: доктор Саперштейн прибрал к рукам институт в том же году, когда умер, а точнее, был убит его основатель – Ричард Хэвен.
Ну а отец Джеммы пытался через суд решить вопрос о контроле над компанией, возможно, потому, что его деловой партнер хотел вкладывать деньги в Хэвен.
Суд он проиграл.
А доктор Саперштейн занимался детьми в своей благотворительной организации – возможно, крал их для некой непостижимой цели. Затем «Файн энд Ивз» завладела Хэвеном – во всяком случае, финансово, – и институт начал делать клонов в производственных масштабах – уже для собственных мерзких целей.
Отец всегда говорил: «Следуй за деньгами». Хоть Джемме и казалось, что она упустила нечто важное, но теперь она не сомневалась: все упирается в поток наличных, текущий в Хэвен через «Файн энд Ивз».
Баснословные суммы, разумеется, шли от военных.
Она набрала в Гугле «Рик Харлисс».
Рик Харлисс упоминался пару раз в связи с «Домашним фондом», но, похоже, старательно прятался от фотографов. Джемма отыскала Рика Харлисса – юриста в Таллахасси и Рика Харлисса – владельца тренингового центра, но так и не обнаружила ни единого снимка отца, потерявшего свою дочь Бренди-Николь.
В конце концов Джемма сообразила, что он отсидел срок, и добавила к поиску «фото арестованных». И почти мгновенно наткнулась на сайт с таким же незамысловатым названием.
На одну… две… три секунды ее сердце остановилось.
На снимке он выглядел гораздо моложе, и хотя его глаза воспалились и покраснели, а на лице застыло свирепое выражение, он был красив.
Джемма вспомнила его несвежее дыхание, отдающее кофе, и длинные сальные волосы. Он сильно постарел. Но, несмотря на некоторые различия, ошибки быть не могло.
Именно этот тип схватил ее за руку на заправке.
«Что ты знаешь про Хэвен?!»
Как странно… ведь он показался ей знакомым. Джемма помнила его, правда, очень смутно, и теперь поняла почему. Рик Харлисс работал на ее семью. Вероятно, он был из тех сменяющих друг дружку трудяг, которые ухаживали за газонами, чистили бассейн или красили особняк.
Все упиралось в Хэвен… и в ее отца.
Вот где находилась сердцевина тайны, изначальная раковая опухоль, от которой метастазы расползлись в сотни других тайн.
