Мария вряд ли это понимала, но ее мнение не имело значения, да и предложение Пьера сулило Марии сплошные выгоды. В союзе с дядьями она станет намного более могущественной правительницей. А вот Антуан де Бурбон почти наверняка постарается отодвинуть Марию подальше, если сумеет подобраться к Франциску. И потому, когда Мария вопросительно поглядела на Элисон, та утвердительно кивнула.

– Очень хорошо, – сказала Мария, вставая.

Элисон заметила по лицу Пьера Омана, что тот не упустил подробностей их безмолвного разговора.

Вместе с Марией Элисон направилась к покоям Франциска; Пьер шагал следом. У дверей стояли стражники. Девушка узнала их командира Гастона ле Пана, сурового на вид мужчину, начальника отряда головорезов-наемников при де Гизах. Значит, они готовы, если понадобится, принудить Франциска к сотрудничеству силой.

Франциск рыдал, но одевался при помощи слуг. За ним нетерпеливо наблюдали герцог Франсуа и кардинал Шарль, а минуту спустя вошла и королева Екатерина. Вот они, люди, мечтающие о власти, сообразила Элисон. Мать Франциска заключила сделку с дядьями Марии.

Интересно, кто способен их остановить или хотя бы помешать? Главный соперник, наверное, герцог Монморанси, носивший титул коннетабля Франции. Но основная опора Монморанси, Антуан де Бурбон, нынче далеко и вряд ли успеет добраться до Парижа вовремя.

Де Гизы на коне, сказала себе Элисон, и поступают разумно, решив не медлить, ведь обстоятельства могут измениться очень быстро. Преимущество само по себе – ерунда, нужно суметь им воспользоваться.

Пьер сказал, обращаясь к Элисон:

– Новые король с королевой займут королевские покои в Лувре. Герцог де Гиз расположится в бывших комнатах Дианы де Пуатье, а кардинал Шарль – в комнатах герцога де Монморанси.

Умно, подумала Элисон.

– Получается, де Гизы завладеют сразу королем и дворцом.

Пьер довольно усмехнулся, и девушка решила, что это он предложил де Гизам так поступить.

– Если вы, конечно, сможете опередить соперников, – добавила она.

– Никаких соперников нет.

– Прошу прощения, – извинилась Элисон. – Я говорю глупости.

Во взгляде Пьера читалось уважение к ее мыслительным способностям. Это воодушевляло, и девушка вдруг поняла, что ее влечет к этому умному, привлекательному и самоуверенному юноше. Мы с тобой можем стать союзниками, подумала она, и не только союзниками. Проведя большую часть жизни при французском дворе, Элисон приучилась воспринимать брак так, как воспринимало его большинство знати, – прежде всего как союз умов, а уж потом, если сладится, союз любящих сердец. Они с Пьером Оманом могли бы стать достойной парой. Если уж на то пошло, кстати, приятно будет просыпаться утром рядом с мужчиной, который выглядит вот так.

Все вместе они спустились по парадной лестнице, пересекли нижнюю залу и вышли наружу.

У ворот уже собралась толпа парижан, желавшая лицезреть монарших особ. Завидев Франциска, они радостно завопили. Даже чернь понимала, что он скоро станет королем.

На дворе стояли кареты – под охраной все тех же стражников. Элисон бросилось в глаза, что кареты поставили таким образом, чтобы от ворот было видно, кто в какую садится.

Гастон ле Пан распахнул дверцу первой кареты. Герцог де Гиз сделал шаг вперед, под руку с Франциском. Толпа узнала Меченого, и все могли увидеть, что он заботливо опекает юного короля. Элисон догадалась, что весь этот выход спланирован заранее.

Франциск приблизился к карете, поставил ногу на ступеньку и скрылся внутри, ухитрившись не споткнуться и не упасть. Элисон облегченно вздохнула.

Следом пошли Екатерина и Мария. На подножке Мария остановилась, пропуская Екатерину вперед. Но та покачала головой.

Мария высоко вздернула подбородок – и ступила внутрь.

6

Пьер спросил своего духовника:

– Не грешно ли жениться на той, кого не любишь?

Отцу Муано, дородному священнику с квадратной физиономией, было за пятьдесят. Учиться у него в сорбоннском коллеже означало прочитать больше книг, чем водилось в лавке отца Сильви. Он довольно высокомерно взирал на окружающих, но любил посиживать с молодыми людьми, и потому студенты относились к нему тепло. А еще он точно знал, какую именно работу выполняет Пьер для кардинала Шарля.

– Конечно, нет, – ответил Муано звучным голосом, чистоту которого лишь слегка подпортило пристрастие к крепкому канарскому вину[39]. – Знатные постоянно так поступают. Порой для короля может оказаться грехом именно женитьба на той, кого он любит.

Священник хохотнул. Ему, как и всем наставникам, нравились парадоксы.

Но Пьер был настроен серьезно.

– Я ведь сломаю Сильви жизнь.

Отец Муано покровительствовал Пьеру и, судя по некоторым признакам, предпочел бы распространить это покровительство вплоть до физической близости, однако быстро понял, что Пьер не из тех мужчин, которым приятны другие мужчины, и потому позволял себе разве что дружески похлопать юношу по плечу. Уловив настроение Пьера, он сменил тон:

– Понимаю. Тебе хочется знать, исполняешь ли ты Божью волю, верно?

– Вот именно. – Совесть мучила Пьера не то чтобы часто, но, с другой стороны, он еще никому не причинял столько боли, сколько собирался причинить Сильви.

– Выслушай меня внимательно, Пьер. Четыре года назад была совершена ужасная ошибка. Я имею в виду так называемое Аугсбургское усмирение[40], это договор, который позволил германским княжествам самим решать, готовы ли они следовать за лютеранской ересью, если того пожелают их правители. Так на свете впервые появились города, где протестантство перестало считаться преступлением. Для нашей христианской веры это была настоящая катастрофа.

– Cuius regio, eius religio, – произнес Пьер на латыни. Таков был девиз аугсбургского договора, означавший «Чье владение, того и вера».

– Подписав это соглашение, – продолжал Муано, – император Карл Пятый рассчитывал положить конец религиозным распрям. Но что случилось в итоге? Ранее в этом году проклятая грешница, королева Елизавета Английская, навязала протестантство своим несчастным подданным, лишив их возможности приобщиться к истинной святости. Терпимость распространяется все шире, и это горькая правда.

– Значит, мы должны ее остановить! Делать, что можем!

– Ты совершенно прав – мы должны делать, что можем. А у нас теперь юный король, во всем послушный семейству де Гизов. Небеса ниспослали нам возможность покончить с ересью. Я понимаю твои чувства: ни один разумный человек не придет в восторг, наблюдая, как еретиков сжигают на кострах. Ты рассказывал мне о своей Сильви, и, насколько я могу судить, она вполне здравомыслящая. Разве что слегка распутная. – Священник снова хохотнул. – Во многих отношениях бедняжка Сильви – всего лишь невинная жертва своих злодеев-родителей, которые растили ее и воспитывали в ереси. Но так уж действуют протестанты – они заманивают и обращают других. А их жертвы теряют свои бессмертные души.