— Наверное, затем, что мы все-таки люди, — Вашутин встал из-за стола и официальным тоном продолжил. — Должен предупредить тебя, Александр Маркович, что буду ставить вопрос о твоем служебном несоответствии.

— Попробуй.

— Непременно, — заверил Иван Петрович.

Кондратюку не пришлось лететь в Кабул, чтобы встретиться с полковником Клементьевым. Тот сам прибыл в Лангар. Как догадывался майор, это было связано с проведенным Жилиным расследованием и покушением на подполковника. Клементьев действительно побывал в госпитале, затем навестил группу. Парни встретили его настороженно. Полковник сразу отметил это и повернулся к Кондратюку.

— В чем дело, командир? Куда делась жизнерадостность твоих подчиненных?

— Куда она делась, не знаю. А вот с каких пор она куда-то делась, могу сказать, — ответил майор.

Уловив в словах Кондратюка нескрываемый вызов, полковник посмотрел на него с насмешливым прищуром.

— Что ж, скажи.

— С тех пор, как в третий раз была отменена операция по уничтожению Ахмад Шах Масуда. Люди спрашивают, чем мог быть вызван этот неподдающийся их пониманию приказ.

— И что ты им отвечаешь?

Парни знали, что командир ничего им не отвечал, потому что никто из них не задавал ему такого вопроса, хотя он постоянно словно висел над ними. Теперь они с интересом ждали, как выкрутится командир из этого нелегкого положения.

— Я им отвечаю, — заговорил Кондратюк, — что тактическими целями отмену задания объяснить трудно. Потому что, лишившись Масуда, оппозиция потеряла бы куда больше, чем от любой нашей тактической войсковой операции. Значит, остаются только соображения политического характера. Я объяснил, как мог, что уже не один год, то прерываясь, то возобновляясь, ведутся переговоры о решении проблемы Афганистана политическими средствами. И, наконец, высокие стороны, видимо, договорились. Произошло это в ту самую секунду, когда я намеревался отдать приказ о начале операции.

Клементьев помнил, как был шокирован, когда после выхода на задание группы Кондратюка ему позвонил заместитель начальника ГРУ и приказал отменить операцию по уничтожению Ахмад Шах Масуда. «Для всех — это дело политической целесообразности, — сказал он. — А вам нужно знать, что оно отвечает интересам ГРУ. И не только… Позже вы будете непосредственно подключены к этим интересам. Но принимать в них участие начнете немедленно. Ваша задача: как только группа выйдет на связь, отменить приказ. Потом придется позаботиться, чтобы Масуд узнал, кому обязан жизнью. А жизнью он обязан ГРУ. Вы получите нужные связи».

Полковник был польщен доверием и понял, как много сулит ему приобщение к делу, в котором заинтересовано руководство ГРУ. «Будет выполнено, — сказал он и спросил. — Как быть с командованием армии?» «С ними объяснятся другие, — ответил заместитель начальника ГРУ и коротко хохотнул. — Они вам еще сочувствовать будут по поводу вынужденной отмены приказа».

Сначала парни слушали Кондратюка с удивлением, потом — с тревогой. Они вполне разделяли его недовольство и злость. Однако не ожидали, что их командир, умевший сохранить выдержку и спокойствие в самых опасных боевых ситуациях, настолько потеряет самообладание. Он пер на рожон вопреки всем принятым в спецназе ГРУ дисциплинарным канонам, будто умышленно подставляя себя под гнев этого недавно сильно повышенного в должности подполковника. В спецназе ГРУ приветствовалось обсуждение приказов при поиске оптимальных возможностей для их исполнения, а обсуждение решения командира не только пресекалось, но неизменно каралось. Командир никак не мог забыть об этом, как и о том, что новая должность давала полковнику, по сути, неограниченное право распоряжаться жизнью, смертью, судьбой каждого из них. Что и кому хотел доказать их майор?

Этого не понимал и полковник. Он полагал, что, видимо, не помешает как-нибудь между прочим, по ходу разговора вскользь коснуться отмены приказа и объяснить это как тактическими, так и политическими соображениями. Кондратюк сам выложил эти доводы. Но как! Он просто издевался над ним. Издевался откровенно, и нагло, в присутствии своих подчиненных, будто специально провоцировал полковника на ответные действия. Неожиданный эпатаж майора не лез ни в какие ворота. Из спецназа ГРУ людей изгоняли за гораздо меньшие прегрешения. Слишком возомнивший о себе Кондратюк вынуждает его, полковника Клементьева, на ответные действия? Будут ему ответные действия. И именно в присутствии всей группы. Пусть каждый знает, что в епархии ГРУ нельзя ссать против ветра, не обмочив самого себя. Полковник решил до предела обострить ситуацию.

— Из вашего издевательского объяснения, майор, я понял, что вы считаете мой приказ неправильным. Так? — резко спросил Клементьев.

— Безусловно, — ответил Кондратюк, глядя полковнику в лицо.

— Может быть, вы забыли, что в армии действует непреложное правило: приказы командира не обсуждаются?

— Не забыл, товарищ полковник. Но я помню и другое правило. Подчиненный имеет право не выполнять преступный, равно как и безумный приказ. Не могу судить, под какую из этих категорий подпадает ваш приказ. Но вольно или невольно он сработал в ущерб нам и на пользу противнику.

Полковник обвел всю группу пронзительным взглядом и, не скрывая насмешки, сказал:

— Плохо же вы заботитесь о своем командире. Майор Кондратюк за годы войны очень устал. У него окончательно сдали нервы. Ему требуется длительный отдых. Он получит его…

Через день пришел приказ об отчислении майора Кондратюка Игоря Васильевича в запас.

Сразу после разговора с подполковником Жилиным Кондратюк попросил старшего прапорщика Малышева неприметно выяснить, не чистил ли кто из ребят в минувшие три дня винтовку с оптикой. Через два часа Дмитриевич сообщил, что винтовку чистил прапорщик Файзулин. То, что он мог оставить ее нечищеной после операции, даже если не пришлось из нее выстрелить, исключалось.

— От меня не таись, Васильевич, — прервал задумчивость майора Малышев.

— Дело в том, Дмитриевич, что, похоже, именно наш молчун подстрелил подполковника Жилина, — сказал Кондратюк.

— Хорошо, что я эту суку не назначил в охрану Семена Ивановича, — спокойно отозвался Дмитриевич и спросил. — Михаил знает?

— Нет. И знать ему не обязательно, пока ты здесь.

— Понял, командир.

Кондратюк навестил в госпитале подполковника Жилина. При прощании с группой его порадовало, что лица парней выражали сожаление, и понравилось, что обошлось без обременительных и в данном случае совершенно ненужных эмоций.

Марьясин провожал его к вылетавшему в Кабул вертолету. Михаил был неразговорчив и хмур.

— Чего заскучал, Миша? — спросил Кондратюк.

— А чему радоваться? Придется теперь все тащить на своем горбу. Нет, все-таки заместитель — самая разлюбезная должность. Вообще-то, я думал, ты объяснишь мне, в чем дело, — с обидой сказал Михаил. — Ежу понятно, что ты не сам захотел уйти. Зная тебя, предполагаю очень важные причины.