Так вот, откушав свой гамбургер в компании ещё нескольких «братков», он заинтересовался рядом сидящими дамами, короткое время за их столиком дало понять, что несмотря на всю его могучесть, шансов у него нет. Тогда, то ли, чтобы покорить их экстравагантностью выходки, то ли решив выплеснуть всю обиду на голубя, посмевшего мирно клевать недоеденный им и оставленный на краю стола очередной …гер, он схватил птицу и откусил ей голову. Наверное, это убийственно подействовало не только на девушек, но и ещё на некоторых окружающих, в том числе и на «своих», особенно хруст пережёвываемого черепа пернатого. Некоторая Юрина ненормальность была очевидна, и, чтобы избежать дальнейших неприятностей, одна барышня потеряла сознание, другая… умолчу, вдруг кто-то прочитает это за столом. Обед был испорчен всем окружающим, кроме «Мясного», он весело гоготал, фыркая прилипшими к губам серыми перьями и запёкшейся кровью, и после часто об этом рассказывал, конечно, в подходящее для того время.

Не подумайте, что он был таким всегда, небольшая нервозность и не сдержанность, присущие ему всегда, резко приняли вид сумасшествия после гибели супруги и двух маленьких дочек, сбитых машиной, управляемой пьяным водителем, буквально на его глазах! Комментарии я опускаю…

«Усатого» предоставили в полное его распоряжение «Мясного», пока оканчивали допрос «Банщика». Руки их были скованны спереди наручниками, здоровяк обхватил шею жертвы удавкой, как верх завязываемого вещмешка, и закинул его за спину. Весело смеясь и припрыгивая перед зеркалами, он пытался рассмотреть в них выражение лица и глаз своей, пока ещё безнадежно борющейся за жизнь, ноши. Лёша Садовников сидел на полу, присутствуя при всем этом, его чувства, одолевающие страхи и надежды, должно быть, сводили его с ума. Уткнув лицо в колени и плотно прижав подбородок к шее, интуитивно преграждая путь возможной удавке, он, в сущности, случайная жертва, поддавшаяся, пусть и меркантильному, но с напылением романтики, чувству, не вникая глубоко, скорее всего, даже не отдавая себе отчёта, что делается его руками, часто в кокаиновой дымке, бормотал одно слово: «За что?», – старательно отводя глаза от происходившего с Бачуриным.

Тогда, на пикнике, куда я его пригласил, готовя шашлык, он задумчиво говорил, что Пылёвы уничтожат всех, если их не остановить (странно не понимая, что к нему, на тот день, претензий нет ни у кого, кроме «Усатого», который купил его, и покупка должна была отрабатывать расходы), о том, что не представляет себя без музыки, ради прослушивания которой вбухивал в различные музыкальные устройства большую часть зарабатываемых средств. Он был молод, не задумывался о своей кончине, а может, и вообще не верил в неё. Сегодняшний день не стал бы последним для него, если бы он смог прислушаться, а точнее – перебороть себя. Кроме назидания другим, которые перестают обычно действовать через несколько месяцев, смысла в его смерти не было, что я высказал в своём мнении «Культику» за 20 минут до происходящего. Ананьевский подошёл, наклонился… Что он прочитал в глазах жертвы? О чём в это время думали другие присутствующие и что переживали: связанные, наполовину бессознательные, сваленные один на другого несколько человек, чья судьба была ещё под вопросом, не видящие ничего, лишь с испугом улавливающие последние звуки в жизни какого-то человека – их «старшего»?

Ничего не поменялось от обоюдного взгляда, крепкое мускулистое тело бывшего призёра чемпионата города Москвы по боди-билдингу, теперь связанное по рукам и ногам и так нравящееся женщинам, сейчас станет прахом! Он больше никогда не увидит жену, ребёнка, родителей, он больше никогда… Никогда не будет больше ничего. Читалось ли на лицах остальных тоже самое? Кто-то бравировал равнодушием к происходящему, кто-то еле выдерживал, желая в душе только одного, чтобы скорее всё это закончилось, кто-то мысленно выбирал среди присутствующих в этом зале и связанных в другой комнате следующую жертву, чтобы расчистить себе путь к власти и чужой доле… Люди, люди, люди, ставящие цель и идущие к ней или, наоборот, живущие только сегодняшней днём, безоговорочно подчиняющиеся чужим планам, становясь маленькими частицами общего организма… Но кто не такой же?! Тогда первый брось камень! А кто этот первый?!

Фотокопия страницы допроса Грибкова В. Злодырев – это Гусятинский Григорий, в то время по паспорту был Злодыревым, взяв на время, после освобождение фамилию двоюродного брата. Не всему в его показаниях можно верить, многого он не мог знать, поскольку был водителем, и лишь после гибели «Усатого», перейдя в подчинение Пылева Олега, стал его киллером. На этой страницы его показания о причинах убийства Бачурина Юрия «Усатого» и Алексея Садовникова – «Банщика», так же некоторые его подробности.

Ошибка – по другим показаниям и рассказам Садовникова убивал Ананьевский. Вполне возможно, что последнюю фазу, то есть само удушение провел и Махалин. Автору был передан сам разговор между Садовниковым и Ананьевским, перед убийством первого. Так же автора поддерживают несколько непосредственных участников, действительно видевших, как все происходило. Фотокопии приведены для полного понимания читателем состояния всех участников тех событий.

Ананьевский присел, не давая команду унизить напротив сидящего человека, но предложив принять участие в собственной казне самому: «Лёш, ну ты же всё понимаешь». Легко, согласительно покачав головой, Алексей выпрямил бугристую спину и поднял голову со взглядом вверх, освободив шею… Господи! Помилуй нас, грешных!..

Рядом с баней, в гараже, уже не первый час пытались сжечь два тела – недостаток кислорода в маленьком замкнутом помещении и большое содержание жидкости в органике были тому помехой. Ни бензин, ни мат, щедро сдабривающие каждый своё, не помогали сжигать трупы, а спиртное, поглощаемое внутрь, не успокаивало нервы. Обгоревшие остатки были впоследствии найдены и опознаны по обточенным зубам, под так НИКОГДА и не поставленные коронки и мосты… Это был Садовников Алексей – Лёха «Банщик». Ему, по сравнению с многими, ещё повезло – родные смогли похоронить оставшееся от него и могут навещать его могилу, похороненного и, наверное, отпетого в церкви, чего многие и многие лишены.

Эту историю в бане я описываю подробно, почти слово в слово так, как слышал её от некоторых из участников, делая поправки, исходя из знания людей и их характеров и, думаю, не ошибся ни на йоту.

Из Акафеста «Об упокоении усопших»: «… Мир весь общая могила священная есть, на всяком бо месте прах отец и братий наших…»…

Это случилось через две недели после смерти Гусятинского, 14 февраля 1995 года. Но