Время, шедшее, тянувшее за собой все больше появляющихся вопросов, далеко не всегда с ответами, съедало то нормальное восприятие жизни, которым можно наслаждаться, если, конечно, не привыкнуть к нему, как все люди. Давно уже хотелось чего-то обычного, семейного – как просто человеку сказать, подумать, помечтать, но как редко удаётся осуществить желаемое. Всегда есть какие-то ограничения (я не имею в виду что-то материальное). Счастье – это, конечно, очень много, но как-то эфирно и визуально не определяемо, а вот радость, отзывчивость, положительные переживания, почувствовать свою нужность, почувствовать к себе чувства другого, не безразличного тебе человека – это уже что-то более приземлённое, но не менее желаемое. Что-то зависит и от нас, но то мы не можем, то нет настроения у других, лишь какая-то суета, оплетающая все хорошие начинания, то, всё подготовив, не получаешь ожидаемого, а получая – вдруг ощущаешь временность и конечность. Спасает лишь то, что это будет вновь. Вот этой, постоянно ожидаемой надеждой на «вновь», я и поддерживал свой дух и свои силы.

Забыв понятия «нормального», я делал необходимое и ожидаемое почти без осечек, правда, не так быстро, как просили и требовали, и как хотелось бы самому.

После смерти «Банщика» и «Усатого», люди «Женька» собрали деньги со всех «точек», где не имели даже «морального» права появляться по прежним договорённостям. Собрали мелочь, потому что более крупные «объекты» были под пристальным присмотром – около 100 тысяч долларов. Но тут дело принципа, плюс незаконченное в бане («Женек» и «Артур» еще были живы), и поиски начались с новой силой.

Почему оставшийся в живых «Артур» и Любимов не захотели воспользоваться предоставленными им миром и гарантиями, хотя всем всего хватало – тайна. И эти несколько десятков тысяч для них погоды не сделали. С оставляемого же им Пылевыми они собирали бы около 200 тысяч долларов, что для этой стаи, которая вообще никогда ничего не делала, да и не собиралась, было даже более чем. Однако обдолбанные наркотой мозги хотели сатисфакции и ублажения своей гордыни за счёт менее ценных членов своей группы, но совершенно без расчётов, планов, и даже элементарного сравнения сил, чем и аннулировали все достигнутые ранее договорённости, подписав себе приговор.

Их искали все и, конечно, я. Прослушивая одновременно шесть точек домашних телефонов, постепенно перебирая все связи, подкрадываясь всё ближе и ближе, схватили многострадального «Пельменя» (Симонова Сергея), но, как крестника Олега, просто заточили в трёхкомнатную квартиру на втором этаже, откуда он не преминул «соскочить», в прямом смысле, на козырёк подъезда, сломав себе обе пяточные кости. Видимо, планов лишать его жизни не было, и «Пельменя» снова посадили под домашний арест, дав ему некоторую свободу, но окружив пристальным вниманием со всех сторон – куда-нибудь да приведёт. Найдя всех маленьких, средних и даже почти всех «близких» к «лианозовским» «главшпанам», охотились за ними самими, но всегда чуть-чуть не успевали, пока наконец-то в один прекрасный день тёмного цвета «Гранд-Чероки» «Женька» на светофоре не поравнялся с «Жигулями», из которых вышли два парня – Саша и Андрюша (Александр Федин и Андрей Филиппов – оба живы, отбывают свой срок, на 2014 уже подходящий к концу). Их называли «хулиганами». Это была чуть ли не первая их акция в виде проверки.

Два парня в кожаных куртках, джинсах и спортивных шапочках подошли к задней двери багажника джипа, запертого другими автомобилями со всех сторон, и одним нажатием на спусковые крючки ТТ и АКСу, полностью разрядили свои «магазины» в заднее стекло. А затем также плавно и мягко, совсем не спеша, переговариваясь и не обращая ни на кого внимания, вышли на тротуар и направились в сторону от расстрелянного джипа, где их подобрал автомобиль, из которого они вышли.

Разумеется, почти 40 пуль прямиком дырявили пахнущий ванилином салон, пронизывая всё, от стекла до спинок кресел и подголовников, но ни одна из них даже не коснулась господина Любимова («Женька»). Придя в себя и выглянув из-под «торпеды» с ошалевшим и, думаю, озабоченным взглядом, он «рванул» на «полусогнутых» или, скорее, подгибающихся в коленях ногах, не совсем отдавая себе отчёт, почему ещё жив… Пока жив.

Но ещё большее удивление было у тех двоих, когда случайный свидетель из нашей же бригады, стоявший на другой стороне и наблюдающий эту картину, рассказывал о заячьих перемещениях, подвергшегося покушению, водителя. Цель была не поражена и даже не задета, но вера в стрелков не пошатнулась, дерзость исполнения оценили и обозначили как «перспективных», отправив на отдых на Канары, предварительно выдав по 3.000$ в виде премий.

Поиски и акции продолжались, особенно после исчезновения одного из людей Пылёвых – шутки закончились и начались отстрелы, давшие свой результат. На «братьев» вышли среднего уровня «лианозовские братки», и предложили не просто сдать местожительство, но и открыть в подходящий момент дверь квартиры – именно, когда «Женёк» будет под «кайфом», не обладая контролем ситуации. Его так и застрелили, не понимающего, что происходит. «Свои» его бросили и забыли, соседи же нашли его останки распухшими и почерневшими, распространяющими трупную вонь. Пуля поразила его сидящим в кресле, словно пригвоздив тело и изгнав душу, давно переставшую искать спасения.

«Артур» исчез, пройдя в течении трёх лет путь от когда-то расстрельного коридора «на Бутырке»[56] до авторитетного человека, «разруливающего» на «стрелах», общавшегося с сильными мира криминального, а исчезнув из мира «дольнего», скончался на какой-то «хате» – притоне с клопами и «пивными феями», откуда его братья по игле, поняв, что он не дышит после «передоза», выбросили на улицу, даже не попытавшись откачать, предварительно обобрав и раздев – каждому своё.

Получив желаемое, Андрей и Олег Пылевы сдержали слово и словно забыли о существовании этой «братвы», потратив полгода от начала преследования до ситуации, удовлетворившей их.

Этот период ничем не ознаменовался, кроме продолжения обоюдных мук с женщиной, которую я продолжал периодически видеть, но считал невозможным для себя восстановление наших отношений. Мы периодически сталкивались – то в офисе, где познакомились, то в местах, где она бывала по второй работе, куда меня тянуло как магнитом и куда я не мог запретить себе попасть. Какой-то внутренний запрет не давал сделать всего-лишь маленький шажок ей навстречу.

Сейчас я не могу себе ни простить, ни объяснить этой упёртости, в тот период, когда всё было закончено и с Гришей, и с «лианозовскими», хотя тогда вроде бы всё казалось логичным. Но в любой выстроенной цепи рассуждений и принятых решений сильное чувство пробьёт брешь, тем более, когда человек чувствует своё спасение в нём, и тогда