— А, так это мой пейджер, — рассмеялся он. — Он был у меня в кармане весь прошлый вечер. Но я поставил его на бесшумный режим, чтобы он не зазвонил посреди банкета. Вот почему он так надрывается.

Майк вылез из постели, подобрал вибрирующие брюки и достал из кармана маленькое устройство.

— Это номер Джона Криви. Он позвонил на стойку администрации и попросил соединить его с коммандером.

Разговор не занял много времени, и Майк повернулся ко мне:

— Мерсер позвонил Криви, потому что пейджеры не берут на таком расстоянии, а местные операторы отказались вызывать меня к телефону во время обеда. Джон Дюпре сбежал. Исчез из города за последние сутки. Мерсер забрал кое-что из его офиса, дом тоже обыскали. Его жена в истерике. Заявляет, что живет в этом доме одна с двумя детьми и понятия не имеет, где ее муж. Давай-ка собираться. Мерсер расскажет нам подробности, когда встретит в аэропорту.

— Так он невролог или нет?

— Ты что, издеваешься? Мерсер даже не знает его настоящее имя. Он не Джон Дюпре, он не врач, он, кажется, даже никогда не учился в медицинском колледже. Он мошенник и плут. И когда мы поймем, кто он, возможно, мы поймем, и где его искать.

Наш вылет объявили только в пять вечера, а до этого нам пришлось прождать несколько часов, пока устраняли какие-то технические неполадки. Мы с Майком устали и почти открыто выражали свое недовольство, продвигаясь в самолет в толпе еще трехсот сердитых пассажиров. Наши места были во второй трети эконом-класса. На этой стороне Атлантики наши связи не работали.

Сам полет прошел спокойно. Мы ели, читали и смотрели какой-то фильм с Мелом Гибсоном, который перестрелял половину жителей Лос-Анджелеса в очередном продолжении какого-то боевика. За двадцать минут до посадки в аэропорту «Кеннеди» я наконец пришла в себя, и пока мы спускались с высоты двенадцати тысяч футов, показала Чэпмену Мартас-Виньярд, что был у нас под кончиком правого крыла. Мы подлетали с юга, и с высоты были прекрасно видны деревья, пробуждающиеся от зимней спячки, но еще не настолько зеленые, чтобы закрывать остальной пейзаж. Поэтому нам хорошо были видны домики в городах, озера и даже несколько ферм и построек, которые я хорошо знала.

Майк перегнулся через меня и посмотрел в иллюминатор:

— А ты видишь «Байт»? Я бы не отказался еще разок отведать этих восхитительных жареных моллюсков!

Я попыталась показать, где находится Менемша, велев ему смотреть в сторону красно-черной крыши здания береговой охраны.

— А ты ездила туда с тех пор, как...

Я перебила его, не дав закончить вопрос:

— Пока нет.

— Знаешь, я думаю, ты должна...

Я не хотела снова огрызаться и понимала, что очень давно бегаю от решения этой проблемы. Но я знала, что не смогу провести выходные в одиночестве на своей старой ферме после того, как мы с Майком приезжали туда прошлой осенью, во время расследования убийства Изабеллы Ласкар.

— Я попросила смотрителя запереть дом на зиму. Думаю, мне станет легче разобраться с этим месяца через два, когда наступит настоящая весна. Внутри сейчас все перекрашивают, и я жду, пока Энн или Луиза вернутся на свои законные места. Я слишком долго избегала этого дома, но, полагаю, уже готова вернуться.

Стюардесса попросила нас пристегнуть ремни, потому что мы подлетаем к аэропорту. На небе не было ни облачка, мы сделали круг над океаном, и я попыталась уговорить Майка ослабить хватку на ручках сиденья, пока он не оторвал их с потрохами.

Мерсер ждал нас у трапа, мы увидели его сразу, как только вышли. Его пропустил сержант охраны аэропорта, чтобы он смог нас встретить, поэтому мы очень быстро прошли паспортный и таможенный контроль — наш багаж еще не успели подать на транспортер.

Когда это все же случилось, мы выудили свои чемоданы из потока и пошли к машине, припаркованной прямо перед выходом из терминала. На шоссе была пробка — как всегда в субботу вечером. Слишком многие желали проехать по мосту и тоннелю, чтобы попасть в город на ужин, в театр или на стадион. Мы медленно ползли в своем ряду, а Мерсер не спешил рассказывать, дожидаясь, когда мы окажемся в каком-нибудь тихом местечке за ужином.

Когда мы доехали до моста Трайборо, я воспользовалась телефоном в его машине, чтобы позвонить Джулиано в «Примолу». Было почти семь, и я сказала ему, что мы будем в ресторане уже через двадцать минут.

— У вас есть угловой столик на двоих у Адольфо?

Мы сделали заказ очень быстро, чтобы, не мешкая, перейти к делу. Я выбрала страччателлу и небольшую порцию пасты, которая сможет проскользнуть в мой желудок почти без усилий с моей стороны. Майк с Мерсером предпочти жаркое из телятины. Адольфо принес напитки, и Мерсер начал рассказ.

— На данный момент нам известно вот что. Наш беглец родился в одном из округов неподалеку от Нового Орлеана. Его звали Жан Дюпуи, полагаю, он каджун. Он закончил там школу, затем получил степень бакалавра по фармакологии. И это его единственное образование, имеющее хоть какое-то отношение к медицине. Но он изображает из себя врачей вот уже десять лет. Каким-то образом он узнал о настоящем Джоне Дюпре, который сейчас живет отшельником. Ему девяносто четыре года. Многие думают, что он уже умер. Эту часть истории вы сами знаете. Короче, Дюпуи написал в Тулейн и заявил, что его диплом сгорел при пожаре. Выслал им десять долларов за бланк, свое имя и почтовый адрес. А они были рады помочь титулованному выпускнику, чем могли. Затем наш обманщик пошел дальше, он отксерил эту копию диплома и разослал ее вместе с левым письмом на бланке какой-то медицинской организации по разным медицинским обществам и журналам. И быстрее, чем вы сказали бы «Джефферсон Дэвис», он собрал целый портфель документов, с помощью которых мог доказать, что он — Джон Дюпре.

— Ты разговаривал с кем-нибудь, кто знал его до Нью-Йорка?

— Как раз сегодня днем. Как только Дюпуи получил необходимые бумаги, он начал пробовать устроиться на работу в клиники на Юге. Так постепенно он залез наверх, набрался опыта и стал занимать более престижные должности в медицинских центрах.

— Что о нем говорят?

— Два невролога, работавшие с ним, сказали, что он вел себя как настоящий профессионал. Они были в числе тех, кто дал ему отличные рекомендации, когда наш Дюпре решил перебраться в Нью-Йорк. Ну а пациенты были в восторге от его методов.

Да, спросить хотя бы Морин, подумала я. По крайней мере, в первые дни она отзывалась о нем очень хорошо.

— Похоже, он взялся за эту аферу, когда потерял лицензию фармацевта из-за махинаций по программе «Медикейд». Юрист из офиса окружного прокурора Луизианы сказал, что, когда его проверяли по тому делу, еще в начале восьмидесятых, местные врачи были потрясены. Они звали его «док», потому что он обладал весьма обширными познаниями по их профессии. Настоящий обольститель. Вот тогда-то он переехал в Джорджию и начал жизнь заново — как Дюпре.