журнал «В мире книг». За 1980‐е гг. под руководством ныне консультирующего руководство отраслью Ю. Идашкина он благополучно утратил более 40% тиража. Почти три четверти подписного объема в двух столицах уходило в 1986 г. через ведомственную подписку, в 1988 г. – несколько меньше, две трети. Но в союзных республиках доля ведомственной подписки на него возросла – с 53 до 62%, увеличилась с 27 до 31% и сельская подписка.

Похожая ситуация у единственного в стране журнала актуальной критики «Литературное обозрение»: он теперь более чем наполовину распространяется через ведомственную подписку, и доля ее, как и сельской, в общем подписном объеме растет. Журнал оперативного литературного реагирования во многом держится школой, массовой библиотекой, клубом или домом культуры – учреждениями, кампании проводящими аккуратно, а в остальном неспешными, работающими с материалом отстоявшимся. Если у резко поднявших популярность журналов ведомственную подписку приходится подрезать, сокращая, скажем, возможности доступа к ним библиотечных читателей, то журналам указанного типа анонимная официальная поддержка и страховка, напротив, гарантированы.

Такова же ситуация и в отечественной академической науке. Как шли «Вопросы философии» в центре более чем наполовину через ведомственную подписку (устойчиво теряя в последнее десятилетие тираж), так и теперь 44% расходится через этот канал. Еще показательнее пример «Вопросов экономики» – через ведомства расходится от трех четвертей подписки до половины в союзных республиках. Но в принципе можно было привести и другие примеры «Вопросов…», «Исследований…» и «Наук…». Лишь история Древнего мира осталась единственной сферой, не удушенной контролем аппаратных чиновников от науки, опирающейся на индивидуальные достижения и профессиональный авторитет специалиста, на сумму значений, охватываемых словами «история» и «культура»: тираж «Вестника древней истории» год за годом устойчиво растет и исключительно за счет индивидуальной подписки.

И, наконец, совершенно иная судьба у журналов массовой адресации. Их постоянно растущий тираж обеспечивается исключительно собственным выбором семьи или индивида: доля ведомственной подписки здесь не превышает нескольких процентов, а для многих изданий – нескольких десятых процента. Причем больше половины подписки на такие журналы, как «За рулем», «Крестьянка», «Сельская молодежь», «Человек и закон», «Работница», «Семья и школа», уходит в село. Напротив, молодежные издания – преимущественно столичные и крупногородские: почти девять десятых подписки на «Ровесник», «Смену» и особенно «Студенческий меридиан» идут в города. Приближаются к ним в этом и «Наука и жизнь», «Техника – молодежи», «Знание – сила».

Если обобщить, получается примерно такая картина. Явственно разделились сферы влияния различных (по характеру и направленности) мировоззренческих групп, с одной стороны, и охранительно-контролирующих ведомств, с другой. Поддержка последних – исключительно они сами плюс те массы читателей, которые от них безысходно зависят, – люди и семьи с суженным культурным, социальным, экономическим ресурсом. Опора первых – семья и индивид, разные их по стандартам, ориентациям и потенциям типы. Например, в одном случае речь о широчайших слоях адаптирующихся к письменной культуре, о тех, кто обучается необходимым навыкам рационализации городской жизни и быта, досуга и техники. Это и есть аудитория массовых семейных журналов, молодежных и научно-популярных изданий, которые охватываются формулой «Как сделать самому». А в другом случае перед нами – слои тех, кто поддерживает инициативы культуротворческих групп: читатели проблемных и программных литературно-художественных журналов, обращенные к современности во всей многосложности, противоречивости и динамике ее состава.

А возьмем ведомственно-отчетные издания по науке ли, культуре или искусству, и перед нами область стагнации и застоя: их тиражи и индивидуальная подписка сокращаются, аппаратная система контролируемого распространения без притока извне склерозируется. Другие социальные феномены и движения – за массовыми популяризирующими изданиями разного содержания и адресации. Круг их читателей наиболее широк и постоянен. Он, хотя и не резко, растет по мере «естественного обновления»: в принципе это все, кто активно читает и регулярно связан с печатным словом, но обращается именно и только к изданиям этого типа или даже к одному конкретному изданию.

Заключение: итоги и выводы

Таким образом, можно по читательскому поведению (обращению к журналам различного типа) восстановить современную и историческую общественную ситуацию – баланс и динамику взаимодействий социальных сил. Главное здесь на нынешний день – деятельность активизированных инициативных групп, ищущих более широкой опоры в слоях интеллигенции, квалифицированных рабочих, думающей молодежи. Иначе говоря, происходит смена действующих лиц на социальной сцене, новые группы идеологов разрабатывают и предлагают на обсуждение идеи преобразования социальной организации общества – экономической, политической, правовой. Поле действия этих групп, область их взаимоотношения со слоями поддержки – единая для всех современность, сколь бы «далекие» исторические реалии при этом ни привлекались. Историческая ситуация складывается так, что возможность реализации выдвигаемых идей по-прежнему связана, как это чаще всего и бывало в истории страны, с апелляцией к кругам высшего руководства, с одной стороны, и к широким слоям населения (на сегодняшний день – «читающей публики), с другой. Сближение этих разных инстанций и сил, различных по месту в обществе, культурным традициям, в точке «здесь и сейчас» – дне выхода газеты, прихода журнала, демонстрации телематериалов – и есть один из аспектов «ускорения» социальной жизни. Но это лишь одна сторона дела.

С другой – перед нами явственное замедление, если даже не временное свертывание деятельности в сфере специализированной, профессиональной, собственно аналитической. Как бы предполагается, что сейчас – и в кратчайшее время – необходимо вынести на всеобщий суд и донести до максимально широких кругов читателей все накопленное на протяжении последних 15–20 лет, приобщить читающую публику к результатам мыслительной работы, к готовому, сложившемуся. Идет, можно сказать, проверка интеллектуалов на готовность к социальной активности. При этом, естественно, характер обсуждения применяется к общему уровню. Кроме того, он непременно актуализируется: зацепляется за насущные проблемы дня, узнаваемые реалии, языковые и стилевые ходы. В результате ведущими жанрами становится экономическая, правовая, отчасти политическая публицистика, ядром авторского состава – научные сотрудники, как правило работающие за пределами своих собственно профессиональных интересов или на самой их границе. Специализированный анализ соответствующего круга проблем, их контекста, других вопросов остается фактически на прежнем уровне: новых научных публикаций, привлекших бы внимание специалистов и смежников, в общественных и гуманитарных науках что-то не видно. Не печатается и научный архив, в том числе работы 1960–1980‐х гг., хотя архив литературный более или менее регулярно и масштабно публикуется. Характерный пример – научные журналы. Перемены в них касаются публикаций литературного и эссеистического плана – типа Флоренского и Булгакова в «Социологических исследованиях»: для поднятия престижа журнала используется символический авторитет философии и литературы.

Практически не затронуты идущей социальной подвижкой и те культурные группы, чей авторитет определяется оперативностью и полнотой освоения иных образцов и традиций, например сфера публикаций иностранной словесности. Анализ нынешних журналов и книг, перспективных планов показывает, что образ зарубежной культуры, связка представляющих ее символических имен не меняется и не собирается меняться. Отметим, впрочем, что эта зона наиболее жестко и монопольно контролируется (один журнал – «Иностранная литература», одно издательство современной – «Радуга» и одно – классической иностранной словесности – «Художественная литература»). Видимо, контролирующая группа здесь сохраняет в целом свои доминирующие позиции, свой достаточно устойчивый авторитет и не собирается ими рисковать, выходя на новые семантические пласты и культурные зоны либо вовлекая в работу новые группы профессионалов с иными традициями, особенностями формирования, траекториями литературной судьбы.

Каков же, следовательно, характер идущих процессов? На наш взгляд, идет построение некоего «общего мира» на основе комплекса идей, в целом выработанных интеллектуальными силами стран к 1960‐м гг. и развитых, рафинированных, обсужденных вне печатной сферы на протяжении двадцатилетия между второй половиной 1960‐х и серединой 1980‐х гг. Вокруг этих идей и выдвигающих их фигур консолидируются достаточно широкие и разнообразные по социальному составу и интеллектуальной подготовке группы и слои общества, в целом совпадающие с аудиторией центральных программных журналов (как по отношению к этому ядру консолидируется и консервативная оппозиция «почвенных» журналов). Понятно, что аудитория эта тоже многослойна, включает более или менее активные сегменты, имеет свою «периферию» и т. д. Важны здесь, кроме перечисленных, три момента, друг с другом связанных.

Во-первых, описанные процессы носят, как можно видеть, почти исключительно характер