— Я тоже очень скучал по тебе, малыш.

— Я не могу дышать, — резко выдыхает Атлас через минуту, отстраняясь. Он трогает мое лицо руками. — Вы ловили крабов?

Улыбаюсь, зная, что если бы Бэар услышал его слова, то выдал бы остроумный комментарий.

— Ловили.

— Сколько?

— Много.

— Например, сколько футов?

— Достаточно, чтобы я мог провести с тобой некоторое время.

Его глаза расширяются, и он моргает.

— Офигеть! Это, должно быть, очень много.

Смеясь, я освобождаю его от объятий, но продолжаю держать на коленях.

— Я привез тебе кое-что.

Его глаза загораются.

— Ты привез мне краба?

— Ну, я привез тебе парочку. — Указываю на холодильник, стоящий на полу позади меня. Порывшись в сумке, стоящей рядом с ним, я достаю кита, которого он просил. — Этого ты можешь разобрать на части.

Широко улыбаюсь, а он смотрит на коробку.

— О, круто. Можно даже кишки вынуть! — Если у вас когда-нибудь был маленький сын, вы понимаете, насколько это круто. Он прижимает коробку к груди. — Мне нравится. Я испек тебе печенье. Иди, посмотри.

Выскочив из грузовика, Атлас бежит по подъездной дорожке.

— Джорни, смотри, у меня есть кишки кита! — кричит он, распахивая входную дверь.

Я еще раз мельком гляжу на нее, моя грудь вздымается в быстром ритме предвкушения. Уперев руку в бедро, она всматривается, будто пытается найти меня в темноте.

Наблюдая за ней, я вспоминаю ту ночь, когда вошел в ее жизнь. Я был так уверен, что никогда ничего не почувствую к ней, что был опустошен, когда это произошло. Джорни, словно вода, медленно просачивалась сквозь меня и, в конце концов, изменила меня, а я не мог понять, как жить без нее.

Словно Джорни осенила приятная мысль, она улыбается Атласу и что-то говорит ему. Они вдвоем заходят в дом, держась за руки.

Сейчас или никогда. Сделав еще один вдох, пытаясь убедить себя, что смогу это сделать, я выхожу из грузовика. В доме Атлас бегает вокруг меня, показывает все рождественские украшения, которые они развесили, и сует мне в лицо печенье.

Поставив сумки и холодильник, я пытаюсь сосредоточить свое внимание на Атласе, но мой взгляд предательски падает на Джорни. Она стоит на кухне, в ее глазах сверкают отблески рождественской елки. Я улыбаюсь ей, облизывая губы. Непроизвольно. Мои губы пересохли, клянусь, но она смеется и подходит ближе.

Мое дыхание перехватывает, тело напрягается от ее близости.

— Просто покончите с этим, — говорит нам Бэар мимоходом, его голос тихий, чтобы Атлас не услышал. — Идите потрахайтесь, Джорни, избавь парня от страданий.

Потом он замечает, что в доме есть еще люди. Я и не подозревал, что мы будем не одни. Ее брат, Пресли, Мэл, ее дети — дом полон. Вокруг нас ведутся разговоры, но я их не слышу. Я могу сосредоточиться только на том, кто рядом со мной, с розовыми щеками и мягкой улыбкой.

Нервно отстраняюсь от Джорни, а потом бью кулаком Бэара в живот.

— Закрой рот и уходи.

Он кашляет, сгибаясь пополам от боли, а затем подходит к Пресли.

— Привет, милая.

С губ Джорни срывается нежный смех.

— Не могу сказать, что сильно по нему скучала.

Мой пульс учащается, и я делаю все возможное, чтобы скрыть это. Успокойся. Успокойся, черт возьми. Я поворачиваюсь к ней лицом и ловлю ее взгляд.

— По кому ты скучала?

Она медленно закрывает глаза и улыбается.

— Иди сюда на минутку.

Ее рука скользит в мою, и она ведет меня по коридору в мою спальню.

Бэар делает замечание, папа смеется, кто-то свистит. Но все не так. По крайней мере, не так, как я это вижу. Мне кажется, она ведет меня сюда, потому что не хочет, чтобы мой сын услышал то, что она хочет мне сказать.

Я не знаю, но именно так моя голова непреднамеренно разыгрывает этот разговор.

Джорни делает глубокий вдох, закрывая за нами дверь. Я делаю шаг к ней, и она поднимает на меня взгляд. Я не прикасаюсь к ней, хотя мне хочется прижать ее к двери и трахнуть. Я игнорирую шевеления своего члена в тот момент, когда эти мысли всплывают на поверхность. Вместо этого сосредотачиваюсь на выражении ее лица, пытаясь расшифровать намерение, которое она держит в плену в этих темных глазах.

Сначала она ничего не говорит, но потом качает головой. Затем следует еще один успокаивающий вдох, и в ее глазах появляется лукавый блеск.

— Я… черт, это бессмысленно. — Мое сердце замирает, но затем оживает, когда Джорни вздыхает: — Я так по тебе скучала!

И в следующую секунду она уже в моих объятиях, прижимается к моему телу.

Я притягиваю ее к себе, зарываясь лицом в изгиб ее плеча.

— Господи Иисусе, — ругаюсь, поворачиваясь к кровати. Мы падаем на матрас, оба тяжело дыша. — Я так чертовски скучал по тебе.

Ее руки впиваются в мою рубашку, она вздыхает, прижимаясь к моей шее.

Я обнимаю Джорни дольше, чем нужно, а потом отстраняюсь. Я не жду. Я накрываю ее губы своими и целую. Сначала поцелуй начинается медленно. Нежно. А затем я открываю рот, она ахает и выгибается подо мной. Крепко обхватываю ее руками, желание пойти дальше пересиливает более нежные мысли. Я хочу прикусить ее губу и почувствовать вкус крови, всосать эту сладость, по которой так сильно скучал, и напомнить себе, что эта женщина принадлежит мне, независимо от того, что было сказано между нами.

У моего члена другие планы, и он тут же дает о себе знать. Он тверд и упирается в джинсы, так отчаянно нуждаясь в любом трении. Я бы с удовольствием наплевал на все и трахал ее без устали, заявляя, что она моя навсегда, и все такое прочее, но сейчас это не лучший вариант. Во-первых, дверь не заперта, а во-вторых, мой сын находится в соседней комнате.

В этот момент я понимаю, насколько тяжелым будет сегодняшний вечер. Придется притворяться, что я хочу с ней лишь разговаривать. Это ложь. Не помогает и то, что ее щеки раскраснелись, а на ней обтягивающие джинсы, которые облегают ее изгибы.

Я целую ее еще раз, а затем перекатываюсь на бок и сажусь.

Джорни улыбается и делает то же самое. Языком касается кончиков зубов, прежде чем поднять пальцы к губам.

— Прости.

— Не стоит. — Разворачиваюсь к ней. — Это все на моей совести.

Она морщит носик самым милым образом.

— Не совсем. — Поерзав, Джорни пододвигается к краю кровати, встает, а затем садится на меня верхом. — Не целуй меня и не позволяй мне на