— Может, придется биться пешими, — вздохнул Берхард.

— Главное, чтоб камней было поменьше, — скорчил рожу Оуэн. — Поцапались мы однажды с одним человеком. Крепко поцапались. Он заставил нас биться прямо во дворе замка.

Послышался недоверчивый шепот.

— Думаете, я лгу? Да знаете, кто вы? — взвился Оуэн. — Сукины дети! Вот! Мы выстроились в ряд прямо во дворе. Мы в седлах, под копытами коней — булыжники, — здоровяк сунул палец в рот. — Школько я шам швоих жубов оштавил…

К сидящим у костра рыцарям присоединились Конзар и Ламорик, лицо которого все так же скрывал шлем.

— Джентльмены, — произнес Ламорик.

— Вы так и не сняли этот шлем, ваша светлость? — спросил Оуэн.

Ламорик слегка сдвинул шлем, так, чтобы все увидели его рот, искривленный в гримасе недовольства.

— Черт бы побрал Морина с его приглашением на пир. Что мне оставалось делать? Там почти вся семья в сборе. Добрая половина вассалов Северина присутствовала на моей свадьбе. Они же не глухие. И не надо считать их идиотами. Мой голос сразу бы узнали.

Дьюранд согласно закивал вместе со всеми.

— Барон хотел, чтобы я весь вечер просидел молчком за столом, как дурак, с этим ведром на голове, захлебываясь слюнями, покуда весь двор его отца пялился бы на меня, объедаясь жареными цаплями и фазанами. Этот негодяй, да отвернется от него Небесное Око, великолепно понимал, что я откажусь от его приглашения и приглашения герцога.

Сидевшим вокруг костра не оставалось ничего, кроме как кивать и прятать взоры. Возле ворот замка начались состязания борцов. Послышался глухой удар падения и радостные крики зевак.

— Ну что ж, — сказал Ламорик. — Так или иначе, вскоре все будет позади, — он снова плотно надвинул на голову шлем и направился в сторону шатров.

— Доброй вам ночи, джентльмены, — сказал, поднимаясь на ноги, Конзар, отправляясь вслед за молодым лордом.

— Ну-у-у… — протянул Берхард. — Можете обозвать меня простачком, только я все равно ничего не понимаю.

— Милорд должен скрывать свое лицо, — вздохнул Оуэн. — Здесь полно незнакомцев, есть и те, кто его знают. Может, после того как совсем стемнеет…

— Владыка Небесный, — перебил Берхард, — я говорю не про Хайэйшес, а вообще про всю эту затею с Красным Рыцарем. К чему милорду скрывать свое имя?

Оуэн, пропустив вопрос одноглазого рыцаря мимо ушей, принялся сосредоточенно ковыряться в зубах.

— И что произошло между Морином и Ламориком? — не отступал Берхард.

— Неужели? Не может быть! — неожиданно отозвался Гермунд, погруженный в собственные мысли.

— Давай, ты все расскажешь, а потом мы вместе решим, — предложил Берхард скальду.

— Ну ладно, — вздохнул скальд, — Гирет и Монервей. Два герцогства, верные короне. У Северина — дочь, у Абраваналя — сын. Вот вам и готов союз. Ламорик человек веселый, его чаще видят в трактирах, чем в храмах или при дворах герцогов.

— Он славный малый, — осклабился Бейден.

Гермунд взмахнул рукой, словно муху отгонял.

— Обоим герцогам был нужен союз. Стояла весна, распускались цветы. И вот герцог Абраваналь… — скальд замолчал, подняв взгляд к небесам.

Собравшиеся вокруг костра, затаив дыхание, внимали скальду. Гермунд принялся ковыряться в ухе.

— Скальд! — рявкнул Берхард, и Гермунд вернулся к прерванному рассказу.

— Ну так вот. Абраваналь бросает клич, вызывает к себе сына, и они всей компанией отправляются в Монервей на венчание, которое должно было состояться в Святилище Эвенсенда. И пока слуги наводили лоск, начищая серебряную посуду и усыпая цветами Святилище, пришли дурные вести.

— Бороджин? — рискнул предположить Берхард.

— Безумец Бороджин поднял мятеж в Гейтане.

— О чем я и говорю, — сварливо заметил Берхард, но Гермунд, не обратив на него внимания, продолжил. — Князь Гейтаны и его сыновья присоединились к восстанию. Король Рагнал объявил о созыве войска. Каждый из герцогов Древнего Эрреста должен был привести свою дружину.

— Ну… — подбодрил скальда Берхард.

— Герцог Абраваналь был болен и не смог отправиться на войну. К тому же он решил, что старший сын должен остаться подле него, поэтому дружину Гирета он вверил Ламорику. Большая честь.

— Так, а что со свадьбой? — спросил одноглазый рыцарь.

— Гонцы с вестью о войне поскакали через Монервей и Ирлак, барабаня в ворота замка каждого барона Гирета. А как же свадьба? Со свадьбой все прекрасно. Устроили небольшую пирушку. Жених, невеста и их семьи. На носу венчание и война, поэтому у всех на душе скребут кошки. После пирушки все разбрелись по кроватям.

— Душераздирающая история, скальд, — зевнул Берхард.

— Ага. Одним словом, все пошли спать. Все, кроме Ламорика. Думаю пара дружков уломали его отправиться повеселиться в город. Чем они занимались в городе, покрыто мраком тайны.

Некоторые из воинов усмехнулись. В любом большом городе найдется достаточно трактиров и борделей, и света, который горит в них, вполне хватит, чтобы развеять мрак подобных тайн.

— Единственное, что мне известно, — продолжил скальд, — на следующее утро в Святилище приключилась беда. Милорд не явился на заутреннюю, и тогда старшего брата отправили его искать.

— Надеюсь, Ламорику повезло с тещей и тестем больше, чем мне, — покачал головой Берхард.

— Думаю, Гутред смог бы больше рассказать, — произнес скальд. — Одним словом, закончилось все печально. Представьте картину: в храме сидит невеста с родней и доброй половиной жителей Эвенсенда, и тут появляется Ламорик. Братец все-таки отыскал его. Им даже почти удалось отчистить камзол жениха от соломы. После этого Абраваналь перепоручил дружину Гирета одному из баронов… кажется Сванскину.

— Воздаяние, — задумчиво промолвил Берхард.

Дьюранд задрал голову. В высоте манящим светом мерцали окна замка Хайэйшес, в котором собрались все знатные люди Монервея.

— Целое лето бился на турнирах, — продолжил Берхард. — И теперь он здесь. На него будет смотреть вся родня невесты. Интересно как…

— Погоди, — поднял руку Оуэн. — Милорд лично меня нанял, чтобы провернуть следующую штуку. Мы сражаемся на турнирах, чтобы добиться права состязаться на ристалище в Тернгире пред очами Его Величества и всех баронов. Они думают, что хорошо знают милорда. Его герб был в турнирных списках еще с того дня, когда он сумел выговорить первое слово, — здоровяк решил не упоминать о том, что Ламорик пользовался славой транжиры и бездельника. — Мы станем героями, и когда разнесем в прах всех сукиных сынов, которые осмелятся бросить нам вызов, и Красного Рыцаря объявят лучшим из лучших и победителем — все взгляды будут устремлены на него. Представляете, сам государь сидит и ломает голову: чье же лицо скрывает забрало. И тогда Ламорик снимет шлем и все увидят, кто он на самом деле, — Оуэн толкнул Берхарда локтем в бок и оскалился, сверкнув золотыми зубами. — На такую шутку никто не отваживался уже добрую сотню лет. Его светлость будет награжден по достоинству. Ну и мы вместе с ним. Всю оставшуюся жизнь будем купаться в золоте.