— Делаю, тороплюсь! Пар из… ушей. Да, из ушей.

Он тяжело опустился на лавку, суставы громко хрустнули. Я почтительно ждал в молчании, а он проговорил хриплым голосом:

— Юджин… ты как?

Вопрос просто дикий, чародей никогда нами не интересовался, я спросил встревоженно:

— Что-то стряслось?

— Да, — ответил он мертвым голосом. — От королевы передали, ее величество изволит явиться завтра. На окончательный запуск.

— Так это же здорово, — сказал я с испуганным восторгом, — у вас же все на мази! Вы на коне!

— Не все, — ответил он. — Не хватило синюшника.

Я спросил осторожно:

— А он важен?

— Без него никак, — ответил он упавшим голосом. — Раствором надо смачивать… Ладно, это неважно. Объяснение неважно.

Я ощутил нехороший озноб, моя трусливая натура раньше меня сообразила, чем грозит нехватка синюшника лично мне, раз уж Рундельштотт подошел и смотрит погасшими глазами.

Я спросил тихонько:

— И совсем-совсем нет в запасе?

Он покачал головой:

— Знаю, запасать нужно вдвое, чем рассчитываешь, но синюшник тратился быстрее втрое.

Я спросил жалко:

— И другого выхода нет?

— Если бы был, — проговорил он совсем тихо. — Даже тот, о котором ты уже догадался, он не совсем… Скорее всего, так потеряю и синюшник, и тебя. С другой стороны, если вернешься, у нас все получится и королева осыплет тебя золотом!

Я посмотрел в сторону единственного окна. Западная часть неба стала торжественно золотистой, вот-вот добавятся багровые краски, и начнется величественный закат.

— Это значит, — произнес я, — надо бежать прямо сейчас?

Он промолчал, но вид его был красноречивее некуда. Я кивнул, сказал подрагивающим голосом:

— Если вернусь… да еще с той травкой… то буду не одним из ваших слуг…

Он все понял моментально, ожил, глаза вспыхнули, даже голос окреп:

— Только принеси синюшник!.. И ты не будешь больше слугой. Ты станешь помощником и единственным учеником!

— И партнером, — добавил я. — Младшим партнером. От которого ничто не скрывается, хорошо?..

Он замялся на мгновение, быстро соображая, чем ему лично грозит, наконец взглянул мне в глаза очень серьезно.

— Обещаю, — ответил он. — Клянусь великой клятвой магов. Ты спасешь мою шкуру. Что я могу сделать что-то больше, чем взять тебя партнером? Обучу всему, что знаю…

— Ого, — сказал я.

— Точнее, — спохватился он, — всему, что сумеешь понять и усвоить.

— Договорились, — сказал я. — Ради этого стоит рискнуть головой, мастер. Вернусь со щитом или на щите!

Он спросил быстро:

— Это что, заклинание?

— Нет, — сказал я с неловкостью, — в моих краях женщины, отправляя мужчин на войну, подавали им щиты и говорили: со щитом или на щите. На щитах приносили павших героев, а со щитами возвращались живые.

— Тогда почему не с мечами? — спросил он.

— Разрешалось потерять меч, — объяснил я, — но не щит. Теряя меч, теряешь возможность убивать, а сохраняя щит, сохраняешь свою шкуру. У нас заботились о жизни своих людей больше, чем старались убить чужих!

Он промолчал, мое объяснение прозвучало как укор, хотя таким не было, просто во мне провякали демократические ценности, говно еще то, но все остальные ценности еще хуже.

Я быстро вышел из лаборатории, пересек большую комнату со слугами, не отвечая на их вопросы, и с такой скоростью сбежал по винтовой лестнице во двор, что закружилась голова.

Во дворе предзакатье, солнце уже на западной части неба, снизилось наполовину. Косые лучи неестественно четко высвечивают мелкие детали, воздух предельно прозрачен, а тени длинные и густеющие с каждым часом.

Фрийд попался навстречу привычно злой и раздраженный, посмотрел исподлобья.

— Куда, по бабам?

— Вообще-то есть дело поважнее, — сказал я. — Даже не знаю, насколько вообще, но для меня весьма.

Он спросил с интересом:

— Какое?

— Остаться в живых.

Он остановился с полураскрытым ртом, а я, больше не обращая внимания на всякую там дворню, раз уж почти первый помощник и партнер чародея, отправился через необъятную территорию дворца к дальним воротам.

Солнце ушло за горизонт, когда я прошел под аркой городских ворот. Еще в городе не зря тайком оглядывался, научен, а там хоть не сразу, но заметил трех, а потом четверых, нет, пятерых мужиков, что идут следом, отпустив меня на пару сот шагов.

Чтобы убедиться в слежке, я сделал пару петель по городу, а когда сейчас вот вышел за его пределы, сомнений уже не осталось. Прятаться им негде, бегут по моим следам пятеро. Все в одежде простолюдинов, на поясах длинные ножи, Двое почти подростки, но трое настоящие матерые волки, битые жизнью, угрюмые, злые, за версту чувствую их жажду догнать и убить двуногую дичь, за которую пообещали заплатить хорошо и щедро.

Не знаю, что их ведет, вряд ли безумная отвага, простолюдины выказывают отвагу и даже мужество, когда защищают свой огород, а за идеалы сражаться их не заставить, если только не доплатить очень даже щедро…

С другой стороны, видят, что уверенно пру в темный лес, а им наверняка сказали, что я там уже был и вернулся с добычей. Так что никакой безумной отваги, простой расчет, где прошел я, дворовый слуга, там пройдут и они, такие сильные и отважные.

Солнце еще не скрылось за горизонтом, как луна уже карабкалась по небосводу, едва заметная, не луна, а призрак, привидение, но теперь налилась грозным блеском, и серебристый свет пришел на смену золотисто-оранжевому.

Я перевел дыхание, на этот раз на небе только один сияющий диск. Хотя один там чаще всего, но для меня, чтобы помешать, могли выскочить все три, а то и четвертая где-то отыскалась бы: почему Господу Богу не подшутить над своим любимцем? Почему я такой везучий, почему тогда не взял две травинки, а то и пучок, мог же, но постеснялся, что ли… Это я и чтоб постеснялся, да самому смешно, но получилось именно так, за что сейчас расплачиваюсь.

Стараясь не оглядываться, я с разбега вбежал в черноту огромных ветвей деревьев-великанов, и сразу же впереди на землю пала странная призрачная тень, похожая на муаровый узор, разукрашенный кровью.

Я невольно поднял голову, трепет пробежал по всему телу: бледная луна, огромная и пугающая размерами, сейчас будто покрыта остывающей лавой, вся багровая и в трещинах, отчетливо видно расплавленное оранжевое нутро.

— Этого не может быть, — проговорил я в страхе, — это же мертвая глыба камня, это же… не могут вулканы вот так сразу везде…