Я вспомнил, что дон Хуан и Хенаро подготавливали меня к переходу, пока я находился в состоянии нормального осознания. Я не без основания считал, что они готовят меня к прыжку в бездну.

Ла Горда вспомнила, как Сильвио Мануэль, чтобы подготовить их к переходу, подвешивал каждого к потолочной балке в кожаном корсете. В каждой комнате его дома висело по одному ученику, и это длилось почти целый день. Ла Горда заметила, что иметь такой корсет в комнате – отличная штука. Хенарос, не зная в действительности, что они делают, наткнулись на квазивоспоминания о тех корсетах, в которых их подвешивали, и создали свою собственную игру, соединявшую в себе лечебные и очищающие эффекты, поскольку она удерживала от соприкосновения с землей, давая возможность еще и упражняться в концентрации, необходимой для перемещения из правой в левую сторону осознания. Кроме того, их игра была действенным средством, помогавшим им вспоминать.

Ла Горда сказала, что после того, как ученики провисели так почти целый день, Сильвио Мануэль в сумерках опустил их на землю. Они гурьбой пошли с ним к мосту и ждали там вместе с основной партией, пока не показались Нагваль Хуан Матус, Хенаро и я. Дон Хуан объяснил им, что на мою подготовку понадобилось больше времени, чем он предполагал.

Я вспомнил, что дон Хуан и его воины пересекли мост прежде нас. Донья Соледад и Элихио автоматически пошли с ними, последней перешла женщина-Нагваль. С другой стороны Сильвио Мануэль подал нам знак начать переход. Не говоря ни слова, мы все пошли сразу. На середине моста Лидия, Роза и Паблито, казалось, не были способны сделать больше ни шагу. Бениньо и Нестор дошли почти до конца и остановились там. Туда же, где стояли дон Хуан и воины его партии, подошли только мы с Ла Гордой и Хосефина.

То, что произошло потом, страшно напоминало первую попытку перехода. Сильвио Мануэль и Элихио держали открытыми какие-то створки. У меня было достаточно энергии, чтобы сфокусировать на них свое внимание. Это не походило на углубление в холме, находящемся по ту сторону моста, не было это и отверстием в стене тумана, хотя я мог различить туманоподобные испарения вокруг створок. Это была темная таинственная расщелина, стоявшая сама по себе вне всего остального. Она была размером в человеческий рост. Дон Хенаро пошутил, назвав ее «космическим влагалищем». Эта реплика вызвала у его друзей гомерический хохот. Ла Горда и Хосефина держались за меня, и мы вошли туда.

Я тут же почувствовал себя раздавленным. Та же неизмеримая сила, которая чуть не разорвала меня в первый раз, вновь овладела мной. Я ощутил, как Ла Горда и Хосефина сливаются со мной. Казалось, я был шире, чем они, и эта сила обволакивала мною их обоих.

Затем я оказался лежащим на земле, а Ла Горда и Хосефина были на мне. Сильвио Мануэль помог нам встать и сказал, что на этот раз мы не имеем возможности присоединиться к ним в их путешествии, но, может быть, позднее, когда мы доведем себя до совершенства, Орел позволит нам пройти.

Пока мы возвращались к его дому, Сильвио Мануэль рассказывал мне почти шепотом, что этой ночью моя и их тропы разошлись. Они разошлись навсегда, они никогда не сольются вновь, и я остаюсь в одиночестве. Он убеждал меня быть экономным и использовать каждую крупицу моей энергии, ничего не расходуя понапрасну. Он заверил меня, что если я смогу достичь целостности самого себя без чрезмерной утечки энергии, то у меня ее будет достаточно, чтобы выполнить свою задачу. Если же я опустошу себя, прежде чем потеряю человеческую форму, то на мне можно будет поставить крест.

Я спросил у него, есть ли способ избежать потери энергии. Он покачал головой и заметил, что такой способ есть, но он не для меня. То, добьюсь я успеха или нет, никак не связано с моими волевыми усилиями. Затем он сообщил мне о моей задаче, но не сказал, как ее вспомнить. Он был убежден, что когда-нибудь Орел поставит на мою тропу кого-нибудь, кто расскажет мне, как это сделать. И до тех пор, пока я не добьюсь в этом успеха, я не стану свободным.

Когда мы вернулись в дом, все собрались в большой комнате. Дон Хуан сидел в центре лицом к юго-востоку. Восемь воинов-женщин окружили его. Они сели парами по сторонам света, тоже лицом к юго-востоку. Затем трое воинов-мужчин образовали треугольник снаружи этого круга, причем Сильвио Мануэль находился на его вершине, указывающей на юго-восток. Две женщины-курьера сели по бокам от него, а двое мужчин-курьеров сели прямо перед ним у стены. Женщина-Нагваль усадила учеников-мужчин против восточной стороны, женщин усадила против западной стороны, затем провела меня к месту сразу позади дона Хуана. Мы с ней сели там вместе.

Как мне казалось, мы просидели так мгновение, тем не менее я ощутил в своем теле необычайный прилив энергии. Я считал, что мы сели и сразу же поднялись. Когда я спросил у женщины-Нагваль, почему мы встали так быстро, она ответила, что мы просидели несколько часов и что когда-нибудь, прежде чем я войду в третье внимание, все это вернется ко мне.

Ла Горда подтвердила – у нее было такое же ощущение, что мы сидели в этой комнате лишь мгновение. Но ей никто не сказал, что все было иначе. Нагваль Хуан Матус потом сказал ей, что на ней лежит обязанность помогать всем ученикам, в особенности Хосефине, и что когда-нибудь я вернусь, чтобы дать последний толчок, который будет нужен ей, чтобы полностью перейти в другое «я». Она была связана со мной и Хосефиной. Во время нашего совместного сновидения под наблюдением Зулейки мы с ней обменялись огромным количеством нашей светимости. Именно поэтому мы смогли вместе выдержать давление другого «я», когда входили в него телесно. Дон Хуан говорил ей также, что только сила воинов его партии сделала в этот раз переход таким легким и что, когда ей придется переходить самостоятельно, она должна быть готова сделать это в сновидении.

После того как мы поднялись, ко мне подошла Флоринда. Она взяла меня за руку и прошлась со мной по комнате, пока дон Хуан и его воины разговаривали с учениками. Она сказала, что я не должен позволять событиям той ночи на мосту смущать меня. Я не должен считать, как считал когда-то Нагваль Хуан Матус, что существует какой-то действительно физический переход в другое «я». Расщелина, которую я видел, была просто воплощением их