Хрен его знает. Но ведь сегодня погиб человек. И я принимал в этом участие. Я был прямым виновником его смерти и теперь меня съедает совесть…

Полностью погрузившись в эти свои мысли, я не заметил, как в лагерь вернулись Литвин и Кийко.

Обнаружил я это лишь тогда, когда неподалеку от того места, где я засел, послышалось тяжелое дыхание и, наконец, появился Литвин.

— Сидишь? — спросил он.

— Сижу, — кивнул я.

— Вот, решил тебя подменить.

— А ужин?

— Да я уже все нарезал, подготовил и оставил Кийко приглядывать за готовкой.

— Прислал бы Кийко на подмену.

— Шендр сказал его к дежурству не допускать.

— Ну, я понимаю, что он у нас новенький. Но прямо настолько не доверять… — хмыкнул я.

— Береженого бог бережет, — философски заметил Литвин, — и я согласен с Шендром. Парень пока не вселяет доверия. Вдруг он задрыхнет на посту? Или вообще решит сдать нас марам?

— Да не, не думаю…

— Я тоже, но зачем давать повод?

— Так что, будешь сидеть на посту? — спросил я.

— Ну, пока ужин не приготовиться. Дальше ты меня подменишь.

— А Шендр?

— Шендр что-то совсем плохой, — тяжело вздохнул Литвин, — или рану обработали плохо, или наниты не работают как положено, или еще чего, но что-то ему не лучше, а только хуже.

— И что думаешь делать?

— Не знаю, — пожал плечами Литвин, — может, придется завтра все бросать и тащить его в город.

— Думаешь, все так плохо?

— Угу. Помрет еще, и штука кредов в никуда. Так дотащим его и, глядишь, врачи помогут. Лучше пару сотен за лечение отдать и неделю в городе посидеть, пока его на ноги поставят, чем штуку потерять.

— Ну, как сказать… — протянул я.

— Короче, утром видно будет! — подвел итог Литвин.

Пару минут мы просидели молча.

— Слушай, можно спросить? — поинтересовался я у Литвина.

— Чего?

— Тебя вообще не беспокоит чувство вины, что ты маров убивал? — спросил я.

— О-о-о… — улыбнулся Литвин. — Да у тебя тут самобичевание в самом разгаре, да?

— Не сказал бы, — ответил я, стараясь, чтобы ответ звучал как можно более убедительным.

— Да ты не переживай. Все через это проходят. Поверь, этого урода надо было грохнуть, и я ни капли о содеянном не сожалею. И ты не вздумай.

— Не скажу, что такого же мнения…

— Ты просто не видел, что такие как он могут натворить. Не видел и не сталкивался. Поверь — пару раз увидишь, и муки совести тебя изводить не будут. Ты с радостью нажмешь курок, если будет такая возможность, готов будешь размозжить изгою голову, чтобы такие уроды не топтали землю.

— Что же такого я должен увидеть?

— Мы с Шендром, когда ходили на охоту одни, нашли труп…Женский труп, относительно свежий. Готов поспорить, что она одна из нашей волны. Так вот, ее не просто убили, над ней измывались как могли. Я не могу тебе описать всего того, что мы там увидели… — Литвин тряхнул головой, словно пытаясь прогнать возникшую в памяти картинку. — И это я молчу о рассказах других колонистов. Была группа из трех колонистов, одного из них поймали мары и пытались, угрожая пленному, выманить остальных. Те, естественно, не повелись. В результате пленному просто перерезали глотку. Причем так, что бедолага не умер сразу, мучился, пока мары, наконец, не ушли и двое товарищей бедолаги не решились вернуться и добить его. Мары — это мразь и сволочи, которых нужно уничтожать, как паразитов. Это не люди. Запомни это.

Я кивнул.

— Просто не люди, — повторил Литвин, — ты уничтожаешь опасных, хитрых и крайне коварных животных, не более того.

— Я все понимаю, но… — начал было я.

— Со вторым убитым маром все будет легче, — внезапно заявил Литвин, — ты должен прикончить следующего и убедиться, что ничего особо страшного и не произошло. Ты просто очистил мир от паразита. Причем выбор стоял так: либо ты, либо он. И тогда никаких мук совести. Это был бой, и ты его выиграл, вот и все. Мы попали в такой мир, где либо тебя сожрут, либо жрешь ты.

— Ты-то когда успел «крещенье огнем» пройти? — хмыкнул я.

— Успел вот, — мрачно ответил Литвин.

Ночь прошла спокойно — никаких маров в округе не появилось. Похоже, мой финт удался, и мары ловили нас в районе Угла. Однако появились и проблемы: Шендру так и не стало легче, мы не смогли разбудить его на ужин. Он отмахнулся от нас и продолжил спать. Я поел и, наконец, отправился спать, а ближе к двум ночи меня разбудил Литвин — пора было нести вахту. Кийко был назначен дежурным по «НКВД» — я показал ему, как запускать цикл, отмерять нужное количество реактивов, правильно укладывать шкуры в «НКВД». К утру должен был закончиться уже четвертый цикл.

Утро наступило, но дела у нас нисколько не наладились — Шендру стало еще хуже, чем было накануне. Мы не просто не смогли его разбудить — он бредил и во сне, и наяву. С этим нужно было что-то решать. И мы пришли к выводу, что придется идти в город. Конечно, кто-то сказал бы, что это глупость — проще дать ему умереть. Ну, подумаешь, тысячу кредитов потеряет или около того. Но ведь потеряются и приобретенные навыки, умения. Да и все равно в город идти нужно — реактивов таки не хватило.

Мы взяли десяток шкур, распихали их по двум рюкзакам, сделали нечто вроде волокуш для Шендра и двинулись в путь. Приходилось часто подменять друг друга, так как тащить волокуши было той еще задачей. Но как-то, с горем пополам, мы двигались вперед.

Мы перешли реку вброд, продвигались вдоль прибрежной рощи и решили остановиться на самом ее краю. Еще пребывая под защитой деревьев и кустов, можно было спокойно осмотреть окрестности на предмет опасностей.

— Эй…

Мы все трое чуть не подпрыгнули, когда послышался этот глухой, сиплый голос.

Его источник обнаружился практически сразу — бородатый мужик, на вид лет сорока, сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева. Он прижимал руку к животу и вся рука, живот, штаны, были обильно залиты кровью.

— Эй! — повторил он и облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы. — Вы мары?

— Нет, — ответил я.

— Слава богу, — просипел раненый бородач и только сейчас я увидел, что в руке его был зажат ОСЗ.

— Мы можем тебе помочь? — спросил Литвин.

— Если есть аптечка, то…

— Нет, аптечки нет.

— Тогда все… — мужик снова облизнул губы. — Вода есть?

Литвин подошел к раненому и достал из рюкзака фляжку с водой, отвинтил крышку и поднес фляжку ко рту бородача.

Тот сделал пару глотков, закашлялся, а затем, все еще не в силах говорить, просто благодарно кивнул головой.