ком он мог бы выместить свою ярость, и этим человеком стала я. — И я действительно кое-что утаила от него. Нельзя винить его за то, что он разозлился из-за этого.

— Он придурок, — яростно заявляет Келли. Она познакомилась сначала с ним, но всё же спешит защитить меня. Я люблю её за это. — Я хочу разбить его уродливое лицо за то, что он сделал с тобой.

Вздыхаю.

— Оно не уродливое, — далеко не так. Он самый великолепный парень, которого я когда-либо видела, как внутри, так и снаружи. Он неидеален и иногда говорит глупости, но в глубине души он добрый человек. По крайней мере, я так думала.

Теперь я уже не так в этом уверена.

— Как по мне, он уродливый. И он мудак, — бормочет она. — Он делает больно тебе, значит делает больно и мне.

— Переживу, — её слова трогают меня, и я стараюсь не расклеиться и не разреветься. Она так мила, что принимает мою сторону, даже когда я не на сто процентов права.

— Не должно быть ничего, что тебе нужно преодолевать. Ты не сделала. Ничего. Плохого. — Келли хлопает по крышке комода, отчего всё на нём сотрясается. «Икеа», может, и производит приличную мебель, но не настолько прочную.

— Видишь ли, в том-то и дело. Я действительно сделала кое-что неправильное. Я не рассказывала ему о своём прошлом, а для него это было равносильно лжи, — указываю я. — Плюс, у моего отца был роман с его мамой.

У меня до сих пор это с трудом укладывается в голове. А мама знает? Сколько романов было у моего отца? Был ли это единственный, или были и другие?

Предполагаю, что были и другие, но точно не знаю. И я отказываюсь разговаривать с ним только для того, чтобы спросить об этом. Наше общение полностью прекратилось. Как будто они совсем забыли обо мне. Что может быть хуже? Я к этому привыкла.

Привыкла к их ужасному поведению.

Так почему же мне так больно, когда Тристан ведёт себя дерьмово?

Прошло три дня после инцидента с Марком. С тех пор я ничего не слышала о Тристане. Ни смс, ни звонка, ни случайного визита домой, ничего. Больше никто о нём ничего не слышал. Он рано уехал домой на каникулы и исчез в клубах дыма.

Видимо, это конец нас. Типично, что он не может официально порвать со мной. Но как разорвать так называемые отношения, которые изначально не были определены?

— То, что он сбежал, как маленький мальчик, и даже не поговорил с тобой обо всём, приводит в бешенство. И о многом говорит. Он не готов к такого рода обязательствам, — Келли издаёт тихий рычащий звук и машет мне руками, прогоняя. — Иди уже в душ. Может, нам нужно пойти и найти бар. Утопить наши печали в алкоголе.

Я смеюсь, и она тоже, но в одно мгновение мой смех превращается в слёзы. И тогда Келли притягивает меня в свои объятия, шепчет слова утешения, прижимая к себе. Повторяя снова и снова, что он этого не стоит, — так уж случилось, что Тристан больше всего любит говорить мне именно эти слова.

Одна мысль о том, как он произносит их, заставляет меня плакать ещё сильнее.

— Не хочу оставлять тебя здесь одну на Рождество, — говорит она, когда я, наконец, успокаиваюсь и высвобождаюсь из её объятий.

Я одариваю её слабой улыбкой.

— Конрад остаётся. И Стивен пригласил нас к своим родителям на рождественский ужин, так что со мной всё будет в порядке, — Стивен оказался хорошим другом.

На лице Келли ясно читается тоска.

— Я завидую. Мне бы хотелось провести Рождество со своим парнем.

— Я буду отбиваться от всех девушек, которые попытаются заигрывать с ним, — торжественно обещаю я.

Она качает головой.

— А как насчёт его двоюродных сестричек на семейном ужине? Если ему нравятся такие вещи, тогда они могут забрать его.

— Ему нравишься ты, — успокаиваю я подругу. — Это я тебе завидую. Стивен надёжный парень. Не боится отношений. — они не теряли времени даром. Келли — его девушка, он без колебаний называет её так.

— Он действительно такой, — тихо соглашается она. — Мне казалось, ты тоже нравишься Тристану.

— Мне тоже так казалось. Но при первых признаках реальной проблемы он срывается и убегает. Я даже удивлена, что он продержался так долго, — теперь я звучу горько, но ничего не могу с этим поделать.

Если бы он остался рядом, если бы он действительно выслушал меня, тогда, возможно, я бы достучалась до него. Но он воздвиг стены. Натянул маску, которую он так искусно носит. Ушёл в себя, а меня отправил восвояси.

Очевидно, с ним покончено. То, что он может так быстро отстраняться, причиняет боль. До того, как Марк прервал нас, он был таким милым и весёлым. Кружил меня на танцполе, горячий взгляд в его глазах был только для меня. Я чувствовала связь с ним, уверенность в наших развивающихся отношениях. Как он мог так легко отпустить меня…

— Я в душ, — говорю я Келли, собирая свою одежду и направляясь к двери. — Дай мне тридцать минут. А затем свалим отсюда.

Келли приподнимает бровь.

— «Старбакс» или бар?

— Бар, — решаю я, чувствуя себя пьяницей, но мне всё равно. Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче. — Сейчас где-то пять часов, верно?

Тристан

— Где ты, чёрт возьми, мужик? — Гейб звучит так, будто он далеко, как оно и есть.

— Колорадо. Вейл, — я стою у окна своей спальни и смотрю на улицу. У моих родителей здесь коттедж. Как только я переехал, они стали проводить Рождество здесь. Снег идёт как сумасшедший, и чертовски холодно. Но в городе магазины освещены как ожившая рождественская деревня, и моя мама называет их дом площадью десять тысяч квадратных футов «уютным».

Неважно.

— Ты никому не сказал, куда направляешься, — его тон обвиняющий, и от этого мне неловко. — Ты просто взял и бесследно исчез.

— Извини. Я просто… мне нужно было убраться оттуда к чёртовой матери.

Гейб на мгновение замолкает.

— Ты только что извинился?

Закатываю глаза.

— Да, но не придавай этому большого значения, хорошо? Господи.

— Твоя девушка очень расстроена.

Я скрежещу зубами:

— Она не моя девушка, — за последние несколько дней я провёл много душевных поисков и пришёл к осознанию: хотя Александрия, возможно, поступила со мной неправильно, я тоже поступил неправильно по отношению к ней. Мы оба испортили эти отношения ещё до того, как у них появился реальный шанс. Не знаю, сможем ли мы их спасти. Не знаю, достаточно ли я силён, чтобы спасти их,