– Лю, я лучше действительно помолчу, а ты рассказывай, объясни новоявленному шизофренику что к чему.

– Ты не шизофреник.

– Хорошее начало, а что с разными личностями?

Летиция задумчиво раскручивает пальцем бурунчики в воде. Не смотрит на меня, подбирает слова…

– После смерти мамы я никого и никогда больше не любила. Исчезла потребность… Но там, в церкви, увидев тебя, беспомощного, нуждающегося во мне – именно во мне, я поняла это сразу! – я испытала… Потрясение – слишком слабое слово, меня всю заколотило от… не страсть, не желание, а что-то запредельное, неведомое раньше! Нежность, потребность защитить, спасти… Есть в этом нечто жертвенное, поверь, такая дурь мне не свойственна! Я гладила тебя, ощущала твое тепло и как распоследняя идиотка была счастлива.

Люк считает, что это проделки Храма, я грешу на Ведунью, но счастье было настоящим, я впервые в жизни ощутила себя женщиной. Любящей, готовой на все ради своей любви женщиной… Думаешь, я несу какую-то бабскую ересь?

– Нет, – я так не думаю.

– Хорошо. Мне трудно говорить о подобных вещах, в обнажении души есть что-то противоестественное.

Зря я полезла со своим гипнозом ворошить твое прошлое. Тот, кого я полюбила, оказался лишь дыханием на стекле, стоит провести рукой, и на меня сквозь стекло уже смотрит кто-то совершенно иной…

Мой Мастер – иллюзия, тень, отражение на воде… К нему нельзя прикасаться руками, лезть с глупой помощью, убивать гипнозом…

– Это способ сказать мне «нет»?

– Ты – Сол, а полюбила я Мастера.

– Ты дала мне имя…

– Не тебе, Сол. Ему. Забудь, оно не твое. Если смогу, я буду рядом, буду ждать его, и может быть, однажды снова назову своего Мастера по имени.

Она уходит. На прощание брызгает водой мне в лицо и уходит. В моих зрачках отпечатывается ее печальная улыбка.

Я раздавлен. Я хочу кричать… Хочу, но не могу. Мне плохо. Я раздавлен.

* * *

Из давно остывшей ванны меня извлекает верный соратник Люк.

– Дружище, я бы с удовольствием позволил тебе и дальше отращивать жабры, однако другой ванной комнаты в округе не наблюдается. А смыть дорожную пыль перед тяжелым днем – святое право, да и обязанность любого уважающего себя путешественника, прошедшего от Урала до первопрестольной!

– Мой тяжелый день уже состоялся, – вот все, что я способен возразить.

Маркиз понимающе вздыхает:

– Летиция?

– Летиция.

– Не злись на нее и не обижайся, она сама стала заложником обстоятельств.

– Каких, в жопу, обстоятельств, Люк?! Что вы все сегодня мелете? Мне жутко хочется проломить кому-нибудь башку, можно это будешь ты?

– Не можно, – минутка сочувствия окончена, маркиз энергично выталкивает меня в коридор. – Побереги злость, Солдатик, очень скоро нам предстоит непростой разговор с самозваной хозяйкой этого места.

Обожаю непростые разговоры… Оглядываю пустой коридор, он тянется вправо и влево, и ни там, ни там у него не видно конца. Еще бы вспомнить, откуда я пришел, где моя комната. К счастью, на помощь приходит дежурящая неподалеку Пять-Шесть (или ее родственница). Заметив растерянного «постояльца», она тащит его (то бишь, меня) в нужную сторону. И безропотно выслушивает проклятья в адрес всего женского пола, лживого и непостоянного. Вопреки совету маркиза, я не экономлю злость, ее много, с лихвой хватит на всех!

Доведя проблемного клиента – едва передвигающего ноги, страдающего одышкой и слабосилием, к тому же редкостного сквернослова и женоненавистника, – «балахонщица» чего-то выжидает. Может, чаевых? Ладно, получи патрон, заслужила.

Не берет, пялится только, аж жутко становится.

– Мало? Возьми два.

Ноль эмоций.

– Три не дам, даже не проси. Жадный я, к тому же больше и нету.

Когда аргументы заканчиваются, просто захлопываю дверь перед ее предполагаемым носом. Спасибо за все, особенно за бескорыстие.

Оставшись в гордом одиночестве, сталкиваюсь с новой дилеммой: видеть никого не хочу, но и с самим собой погано… Мысли дурацкие в голову лезут, думки тяжелые, ненавистная рефлексия и ее верная подруга – зеленая тоска. Летиция-Лю, сучка ты ненаглядная, как же меня так зацепила, за душу взяла? Я – великовозрастный влюбленный идиот. Осознавать это стыдно, а себя обманывать – противно. Чего же мне с этой всей нежданной радостью делать? Не успокоюсь… Фраза «я себя знаю, точно не успокоюсь» застревает в горле – я ведь раненный в мозг придурок, даже себя не знаю. Не помню, не понимаю, не… Что ж так все через задницу пошло? Жил ведь раньше, прошлое имел, на будущее рассчитывал, планы наверняка строил, надежды какие-то питал, а сейчас…?

Любо, братцы, любо, любо, братцы жить!

С нашим атаманом не приходится тужить.

Только вместо атамана маркиз, бывший профессиональный шизофреник, а «любо» больше смахивает на «тошно».

* * *

Жалость к себе – унизительное и бесполезное чувство. К счастью, долго предаваться ему не получилось, в дверь настойчиво постучали, сбив меня с мрачных мыслей.

– Кто? – стараюсь придать голосу суровые нотки, но в душе радуюсь незваному гостю, достало чертово самоедство!

Гость хранит молчание, лишь энергичнее колотит в дверь. Упорный.

– Открываю, не надо долбить по мозгам!

«Особенно по слабым и безутешным», – добавляю уже про себя, упиваясь остатками саможалости.

Выполняю обещание, впускаю внутрь настойчивого бессловесного посетителя. Почему-то я совсем не удивлен, кажется, Пять-Шесть никуда не уходила, так и дежурила у порога.

– Чего надо?

Маленькая балахонщица верна себе, ответами не балует, правда, зовущими жестами пытается меня увести за собой. Уже хоть какая-то коммуникация, а то я начинал сомневаться в ее разумности.

– И куда ты меня зазываешь?

Тычет рукой в потолок. Тут возможны толкования: либо пойдем наверх, либо к местной начальнице. Я бы лучше наведался к местной боссихе, на поверхность пока совсем не тянет. Мутанты, зима, радиация, агрессивное солнце, холодный ветер в лицо – на-до-ело! Дайте передохнуть от дорожной романтики.

– Ну идем, коли не шутишь. Люка с собой прихватим?

Кивок. Это хорошо, значит, моя очередь вылавливать вероломного плавуна из ванны. Я мелочный и мстительный, ага. Прислушиваюсь к себе, как мое подсознание воспримет это признание? Такое чувство, что оно радостно потирает отсутствующие, но почему-то обязательно потные ладошки. Я мелочный, мстительный и слегка подловатый… Причем подлость приносит вполне ощутимую радость! Все же интересный я зверек – вернется память, и окажусь каким-нибудь сомнительным типом без совести и…