Один раз «Волынка» все-таки шаркнулась о белый склон пика. Несколько льдин упало на борт, и целая волна комьев затвердевшего снега, образуя лавину, помчалась вниз по горе. Гномьи швы выдержали, но перепугались все не на шутку.

К полудню пики стали заметно ниже, корабль смог лететь над ними, и команда решила отдохнуть. А когда горы кончились, капитан «Волынки» приказал опустить судно до нескольких сот метров. Два дня они летели над пустынным плоскогорьем, но потом, пейзаж снова изменился. Под летучим кораблем в туманах раскинулись густые холмистые джунгли. В низинах текли мутные воды, по ним плавали узкие лодочки с матерчатыми навесами, а на берегах то и дело виднелись речные селенья.

– Мичман! Опустить судно на триста футов, – скомандовал капитан.

– Есть опустить судно на триста футов.

– Держать судно по руслу реки!

– Есть держать по руслу реки.

Когда корабль спустился, блеклая ленточка превратилась в небольшую мутную речку, бегущую меж берегов, с которых нависали темные джунгли.

– Эта река впадает в великий Эхнаух, – сказал Рудольф. – Самое главное – не проморгать дельту. Иначе перелетим реку, и придется тащить ладью назад.

Такая перспектива никого не привлекала, и мальчики стали напряженно вглядываться в даль. Но в долине легкой дымкой стелился туман, и линия горизонта терялась. Франк и Тариэл по очереди смотрели в трубу, но из-за мутности пейзажа это занятие быстро надоедало.

Наконец все расслабились и решили поесть. Пока мальчики дежурили на корме, Рудольф быстро перекусил, а потом они поменялись и уступили трубу капитану. Им так надоело пялиться вдаль, что они всячески отлынивали от дежурства. Теперь ждать появления Эхнауха стало задачей, которую капитан вынужден был выполнять практически в одиночку.

Наступили сумерки, «Волынку» опустили к самой реке, и она полетела над речной гладью, едва не касаясь воды.

Дежурили всю ночь, но напрасно. Эхнаух так и не появился. На следующий день могучий голос Рудольфа разорвал тишину:

– Внимание! Река!

Мальчики подскочили и заняли свои посты. В дельте, где их речушка впадала в великую реку, было так мелко, что вода дыбилась и бурлила на подводных камнях: их нужно было перелететь во что бы то не стало, иначе была опасность пробить дно эльфийской ладьи.

Они летели на высоте метров двадцати, снижаясь слишком медленно, так как гелий не хотел выходить. Эхнаух вот-вот уже окажется под ними, а они еще так высоко.

– Мы же перелетим через реку! – воскликнул Тариэл.

Вдруг Рудольф зажег факел, сорвался с места, подскочил к кормовой пушке, задрал ее вверх и запалил фитиль. Только капитан отпрыгнул в сторону, раздался оглушительный выстрел, и кислое пороховое облако промчалось по ладье. Дирижабль прошило насквозь.

– По моей команде! – закричал Рудольф. – Рубить стропила!

Мальчики со свистом обнажили клинки и бросились к противоположным бортам.

– Ждем! – угрожающе протянул капитан. – Ждем! Ждем!

От быстрого снижения слегка кружилась голова, сердце уходило в пятки, но команде было не до того.

– Ждем!

Ладья плюхнулась брюхом на воду, все попадали и скатились на самое дно.

– Руби! – отчаянно закричал Рудольф и бросился со своим длинным узким кинжалом к сетке.

От первого же удара канаты толщиной с кошачий хвост лопались, как потрепанные струны. Мальчики сами не заметили, кто отсек последний. Над головой стало чего-то решительно не хватать. Они вскинули лица и увидели, что сарделька, слегка покачиваясь, криво уплывает в небо за другой берег широкого Эхнауха. Ладья кружилась и плыла по течению.

Рудольф не выдержал и засмеялся от радости, а мальчикам стало смешно уже от самого вида развеселившегося капитана. Они бросили мечи и, хохоча, упали на вещевые мешки.

Погода была солнечной, а река уютной. Если б вы только знали, как приятно почувствовать себя на земле после недельного путешествия в небе!

Путешествие по воде прошло еще более мирно, но не менее интересно. Берега реки населял узкоглазый народ − китайцы или корейцы. Ходили они босиком, в длинных легких рубашках, чаще светлых тонов, и в коротких кимоно, на головах носили плоские конусовидные шляпы. Они подплывали к «Волынке» на узких лодках и предлагали всякое барахло. Но Рудольф покупал только рыбу. Люди здесь жили бедные, но чистые и учтивые. Они кланялись и отплывали в полупоклоне, глядя на гостей, – чтобы те не обиделись, завидев их спины.

Какие-то ребятишки подплыли к ладье на плоту и, что-то крича на своем языке, протянули конец веревки. Тариэл и Франк в недоумении посмотрели на капитана. Тот улыбнулся:

– Это местные музыканты. Они хотят для нас поиграть. Возьмите веревку и пришвартуйте их к «Волынке».

Мальчики исполнили это, ребятишки захлопали в ладоши и поклонились. Потом они недолго поиграли на флейтах и бубнах, потрещали трещотками и позвенели стеклянными колокольчиками.

– Браво! Молодцы! – кричали и хлопали Тариэл с Франком.

Музыканты поиграли еще, а когда гости наградили их подарками и золотой монетой, поплыли к берегу, галдя на своем языке.

К вечеру того дня великий Эхнаух погрузился в ущелье скал из красных пород. Мутные воды реки отражали утесы, отчего те становились темными и багровыми, словно вишневый сок. Прямо из скал росли одинокие кусты и в них виднелись птичьи гнезда. «Как это прекрасно!» – воскликнул Франк, перекрикивая шум реки: она помчалась быстрее, и, беседуя, приходилось напрягать голосовые связки.

– О, это великое место! – сказал Рудольф. – О нем сложено немало легенд и песен. Даже люди Запада хранят сказания о Кровавом ущелье. Говорят, что здесь в великой войне был убит последний дракон. И кровь его стала привратницей для священной страны Хэтао, страны где добрые драконы находят вечное пристанище и покой.

Рудольф выпрямился, закрыл глаза и вздохнул полной грудью. Казалось, он сейчас свистнет, но вместо этого он запел на какой-то древний восточный мотив:

Так случилось, что осенью славного года жэньсюй,[3]

В день, когда уж седьмая луна на ущербе была,

С гостем праведным плыли неспешно мы в лодке вдвоем,

По реке Эхнаух между Красных обветренных скал.

Не тревожа поток, чуть прохладный дышал ветерок,

словно третий наш друг.

Гостю я предложил, поднимая свой кубок с вином,

Вместе строки припомнить о гибельной древней войне,

Спеть о давних летах и о чудных драконах стихи,

И от песни старинной печалью сердца напоить:

Ведь и всякая мудрость в печалях зачата была,

такова наша жизнь.