груди, обнять, вдохнуть ее запах. И у меня колени тряслись, как я желал оказаться в той группе, которая с энтузиазмом кинулась обследовать все квадраты вокруг главного входа. И пялился в созданный Мией общий чат поисков куда усерднее, чем в траву под ногами. Но время шло, а от энергичного авангарда никаких позитивных новостей не поступало. Походило на то, что они взяли ложный след. И тут, к сожалению, стало понятно, что Маша исчезла не сама по себе. Ей точно помогли. Если девушку не заметили в ближайших десяти ярдах от ее брошенной туфли, значит, эта туфля уже не играла в ее передвижении важного значения. Как такое возможно? Как человек, потерявший одну туфлю на каблуке может спокойно идти дальше? Ведь это чертовски неудобно. Даже в пьяном виде, когда, казалось бы, не замечаешь мелких неприятностей. Пьяная девушка, скорее скинет и вторую туфлю, чтобы идти было легче. А поскольку пару не нашли, значит Маша либо сняла с ноги туфельку и держала ее в руке, либо, что особенно распаляло и без того воспаленное воображение, ее кто-то нес. Нес и не заметил, как с ноги девушки упала туфля. А вот это уже совсем мне не нравилось. Кто и куда унес Машу? Официальную невесту Платона, заявленную невесту принца Альберта — мою Машу!

Я быстро продвигался вперед по своим квадратам, не забывая оглядывать и соседние. И здорово опередил других волонтеров. Даже собственного напарника, который поначалу меня еще окликал, а потом забил, видимо, посчитав идиотом, не умеющим работать в команде. Позади меня разлетался по лесу многоголосый хор «Шама», потом «Маша», потом снова «Шамашама». Если в этих зеленых зарослях и обитала какая-то живность, она еще утром предпочла убраться подальше в чащу. Толпа волонтеров навела такой шорох, что я уже давно не видел ни птичек, ни белочек. А потому движение сбоку тут же привлекло мое внимание.

Я узнал ее сразу. И горячее облегчение затопило меня от земли до кончиков волос на макушке. Жива! Это самое главное. Двигалась она неправильно, ее штормило из стороны в сторону. Скорее всего это было следствие дезориентации. Может ее чем-то накачали под завязку. Но с этим можно разобраться потом. А сейчас я бросился к Маше с такой скоростью, которую позволяла развить высокая трава и разномастные причудливые коряги под ней.

Она едва держалась на ногах. И я пожалел, что не прихватил с собой бутылку воды. Хотя отчетливо помнил, что Мия всем пихала в руки эти бутылки. Но я так торопился начать поиски, что просвистал мимо нее, не удостоив вниманием. Как бы Маше пригодилась сейчас эта чертова вода. Алкоголь дурно влияет на обмен веществ и в первую очередь на сохранение воды в организме. Эта побочка кажется несерьезной, если вы напились в собственном доме или даже в отеле, где вода доступна в любое время и в любом количестве. Но в лесу она приобретает жизненно важное значение. Я подхватил Машу на руки. Выглядела она… пугающе. Опухшее с малиновыми подтеками лицо, в котором глаза угадывались лишь по двум узким щелочкам. Руки, ноги, грудь — все в красных буграх. В волосах сотни муравьев. Маша спала лицом в муравейнике?

— Почему ты пришел так поздно? — просипела она и свалилась в обморок.

Я поднял ее на руки, прижал к груди и прошептал:

— Потому что я долбанный идиот.

* * *

— Хорошая новость, жизни и здоровью Марии Тцатца…

Мы хором попросили продолжать без фамилии. Пожилой человек с намечающейся лысиной, в очках и в голубом костюме был врачом. Он понимающе кивнул:

— Здоровью пациентки ничего не угрожает.

Он вышел к нам, сидевшим в коридоре с минуту назад и произнес эту фразу с доброй улыбкой. Только что пальцем не погрозив, типа: «Ай-ай-ай! Я понимаю, дело молодое. Но нельзя же так безответственно падать головой в муравейник!».

Я не стал ему отвечать. Черт с ним, пусть думает, что хочет.

— Плохая новость есть? — спросил я.

Врач посмотрел на меня, усмехнулся не без иронии и к моему облегчению отрицательно помотал головой. Ну да, в его понимании с плохими новостями на сегодня покончено. Пациент жив, будет жить и слава Богу. Я бы с ним с удовольствием согласился, только вот, наличие в жизни Маши человека, который готов кинуть ее лицом в муравейник, меня совершенно не устраивает.

— Я могу к ней зайти? — Ал сделал шаг вперед, намеренно оставив позади всех, кто претендовал на посещение: Платона, ее подружек, меня, Вивиан и даже Лизи, которая по случаю зачем-то нарядилась в костюм безутешной вдовы — реально, черное платье, шляпа с широкими полями, — жуть, в общем. Наверняка, притащилась в таком виде поиздеваться над нами.

— Эй! — тут же отреагировал настоящий жених Маши, то есть Платон, — Она моя невеста, вообще-то!

Ал и сын русского олигарха принялись сверлить друг друга глазами.

— Она пришла в сознание? — поинтересовался за всех Леха, тот самый пухлый и очкастый химик — друг Маши.

— Она спит. И не будем ей мешать, — сохраняя на лице добрую улыбку, ответил ему, а заодно и нам доктор, — Завтра она с удовольствием примет всех своих женихов… И друзей, конечно, тоже.

* * *

— Я не понимаю, — пальцы сжимали бокал с горячительным напитком.

Мы с Алом сидели в малой гостиной его поместья у пылающего камина, который против всех правил пожелали разжечь. Это в теплом-то сентябре! Скандал! Дворецкий Томас, не поверив в реальность нашего требования и решив, что парнишка камердинер что-то напутал, лично явился и теперь был вынужден выполнять роль прислуги. А потому зыркал на нас со смесью возмущения и недоумения.

— И я ни черта не понимаю, — согласился со мной Ал, совершенно не в своем стиле помянув темного.

Дворецкий Томас округлил глаза.

— Маша не могла самостоятельно уйти так далеко от дома. Еще и в одной туфле, — я сделал глоток, чувствуя, как по телу растекается приятное золото коньяка.

— Согласен, — кивнул Ал, — Но не понимаю, кому бы понадобилось так жестоко ей мстить? Да и за что?!

Ну да, он был прав. Мы блуждали в тупике, тыкаясь лбами в три стены. У Маши нет врагов, которые могли бы сотворить с ней такое.

Платон ее искренне любит, Мия и Эльза — закадычные подружки, Леха — соратник по проекту, Ал… — без комментариев. Выходило, что обижать Машу никому и нужды нет.

И все же кто-то обидел! Почему? За что? Понять бы!

— Из всех у меня вопросы только к Эльзе, — я поставил бокал на стол, и