Софье показалось, что оборотень тоже протягивает профессору лапу, совершенно по-собачьи. Всего лишь показалось, потому что в следующее мгновение лапа взлетела в воздух, а следом за ней в воздух взлетела голова фон Рихтера, ударилась о стену замка, закатилась в кусты роз. А тело, такое живое, такое самоуверенное еще пару секунд назад, сначала упало на колени, а потом повалилось навзничь. Все это было похоже на дурной сон, очень отчетливый, очень красочный. Сон такой ни за что не забыть после пробуждения. Если удастся проснуться…

Соне не удастся. Оборотень перешагнул через тело фон Рихтера, потянулся к ней. Вот так… Никому-то она не помогла: ни Дмитрию, ни Ильке, ни отцу. Глупо как все, как страшно…

Когтистая лапа снова взмыла в воздух, на сей раз, чтобы отнять ее, Софьину, жизнь, но не отняла. Не успела.

Воздух задрожал от грозного рыка, и перед тварью, заслоняя Софью, вырос огромный зверь со шкурой удивительного серебристого цвета.

– Дима! Димочка! – кричать не получалось, получалось только хрипеть, беспомощно наблюдая, как сцепились в смертельной схватке два волка: кровавый и серебряный. – Что ты наделал?..

Он бы ее не услышал, даже если бы она закричала во весь голос, он был слишком занят, спасая и ее, и собственную жизнь. И телом своим новым владел еще слишком неумело, как ребенок, только-только научившийся ходить. Не поэтому ли серебристая его шкура окрашивалась красным? Не поэтому ли тварь все больше наступала, чем отступала? Это была одновременно жуткая и завораживающая схватка. От нее переставало биться сердце, а в жилах стыла кровь. Наверное, от этого онемения чувств Софья не закричала, когда кто-то грубо схватил ее за плечи, потащил к стене замка. Отбивалась она тоже молча, рвалась обратно, к серебряному волку.

– Софья, это я! – Голос Августа Адамовича отрезвил так же хорошо, как и пощечина. – Не вырывайся! Скажи, где фон Рихтер?

– Нашел! – ответила ему не Софья, ответил ему… майстер Шварц. Черной тенью он выступил из темноты, в руках его был нож с костяной рукоятью. – Был в кармане его куртки.

– Что это?.. – договорить она не успела, ночной воздух задрожал от жалобного волчьего воя. Софья дернулась, вырываясь из хватки мастера Берга, обернулась.

Серая тварь распласталась на спине, совершенно по-человечески закрывая остроухую голову лапами. Серебряный волк, окровавленный, припадающий на переднюю лапу, наступал.

– Ему нельзя убивать. – Майстер Шварц говорил на удивление громким, жестким голосом. – Я сам!

Софья никогда раньше не видела, чтобы человек двигался так стремительно, чтобы движения его были такими четкими, выверенными. Черная человеческая тень ввинтилась между волками, взметнулся в воздух серебряный нож, чтобы через мгновение вспороть серую шкуру, впиться в плоть. Звериный вой сделался оглушительным, запахло паленым, тварь дернулась в последний раз и замерла. Софье очень хотелось думать, что навсегда, но думать не получалось, потому что серебряный волк – ее волк! – покачнулся и с похожим на стон рыком упал на землю…

Никто не смог бы ее удержать, ни мастер Берг, ни здравый смысл, ни страх. Соня упала на колени перед волком – своим волком! – обеими руками обхватила мощную шею, заглянула в глаза удивительного серебряного цвета.

– Дима… Димочка, ты только держись, только не умирай! Слышишь?!

Сейчас самым важным для нее было, чтобы он остался жить. Волком ли, человеком ли… Главное, чтобы живым.

Он мотнул остроухой головой, ткнулся горячим носом в мокрую Софьину щеку, улыбнулся успокаивающе. Волки, оказывается, тоже умеют улыбаться… А потом устало прикрыл глаза, и Софья зарыдала, закричала в голос, зарылась лицом в густую серебристую шерсть.

– Любишь его? – Голос, холодный, равнодушный, звучал словно бы у нее в голове. – Даже вот такого любишь?

Албасты стояла рядом, заплетала косу. За ее спиной застыла Евдокия, которая смотрела на Софью одновременно сурово и с жалостью.

– Ты в силах ему помочь? Кто-нибудь из вас может?!

– Могу. – Албасты кивнула. – Он сейчас скорее из моего мира, чем из вашего. Но придется платить. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь. Я помечу его род, а когда придет время, попрошу об услуге. Согласна?

– Согласна! Помоги ему! Пожалуйста…

– Люди такие странные существа. – Албасты улыбнулась, из складок платья достала костяной гребень. – Непостижимые. Отойди, девочка, не мешай.

Софья не смогла бы отойти, мастер Берг оттащил ее силой и силой же удерживал на месте, пока албасты своим гребнем расчесывала серебряную волчью шерсть. Она расчесывала шерсть и пела что-то ласковое, похожее на колыбельную. От колыбельной этой, а может, от прикосновений гребня страшные раны затягивались, а по волчьей холке бежала мелкая дрожь. Нет, не по волчьей холке, а по человеческой шее, по сведенным судорогой плечам, по напряженной спине. Колыбельная оборвалась на полуслове, а зубья гребня впились в кожу чуть ниже левой лопатки, оставляя девять кровавых меток. Софья закричала, дернулась.

– Все, – сказала албасты, пряча гребень. – Теперь на нем мой знак. – Выстроившиеся полумесяцем точки уже не кровили, на глазах превращались в родинки. – На нем и на его роду.

– Спасибо, – поблагодарила Евдокия, – спасибо тебе, Кайна. – А потом велела: – Август, найди его браслет!

– Уже нашел, – из темноты, пошатываясь, вышел Кайсы. Лицо его было залито кровью, в руке он держал серебряный браслет, и рука его подрагивала.

– Кайсы, что с тобой? – с тревогой спросила Евдокия.

– Приложился головой об стену. – Он рукавом стер кровь с лица. – Шапка помогла. – Он усмехнулся и, стащив с себя куртку, набросил ее на Дмитрия, из кармана штанов достал кожаную веревку и примотал браслет к запястью. – Пока пусть так, а потом понадежнее закрепим, – сказал и, бросив быстрый взгляд на албасты, шагнул от тела человеческого к телу волчьему.

Нет, уже не волчьему… Наверное, где-то в глубине души Софья уже знала, кого увидит, но, увидев, все равно не поверила. Тщедушное нагое тело пани Вершинской было целомудренно прикрыто распущенными серыми, как волчья шерсть, волосами. А из груди торчала костяная рукоять ножа. Мертвые глаза глядели в звездное небо с выражением небывалого удивления и почти детской обиды. Вот они и нашли оборотня…

– Думаю, пришло время объясниться. – Майстер Шварц выдернул нож с костяной рукоятью, бережно протер его белоснежным носовым платком…

* * *

Дмитрий очнулся от боли. Болело все тело, словно каждая косточка была переломана в нескольких местах, кололо под левой лопаткой, а запястье под браслетом привычно чесалось. Под браслетом… Вот только не было на нем браслета, он сорвал его перед тем, как… обернуться. Не получилось?

– Дима? – Тихий шепот, и прохладная ладошка на лбу. Ладошку он накрыл своей рукой, улыбнулся. – Рудазов, ты проснулся?

– Злишься? – спросил, не открывая глаз.

– Почему злюсь? Просто переживаю. Ты проспал почти сутки. Как ты себя чувствуешь?