Поднявшись с дивана, Орхидея подошла к окну, взирая на то, как первые проблески утренней зари побеждают черноту ночи.

– И все же я не могу понять, зачем ей понадобилось убить Этьена? Ведь не для того, чтобы еще раз обвинить меня в убийстве?

– Здесь все для нас ясно. Приехав сюда, вы предоставили мадам Бланшар неожиданную возможность избавиться от сына, смерти которого она уже давно желала, – безразличным голосом сказал комиссар, приближаясь к Орхидее.– Но где же мотив для столь чудовищного желания?

– Нет такого мотива, который оправдал бы убийство человека. Ну а мотив мадам Бланшар был самым банальным: деньги. Ей было необходимо, чтобы оба мальчика погибли еще до своего отца. Тогда Она унаследовала бы все состояние. Время ее поджимало, так как Анри Бланшар умирает.

– Но ведь она уже немолода. Зачем ей такие богатства?

– Даже когда на лице появляются морщины, сердце остается молодым, а страсти становятся еще более горячими, когда возраст страстей остался позади. Именно так случилось с этой женщиной. В прошлом году в казино Монте-Карло она встретила некоего Хосе Сан Эстебана, профессионального игрока, который на двадцать лет моложе ее. Он пообещал жениться на ней, как только она станет свободной... Вся эта история чудовищно банальна.

– Но как вы об этом узнали?

– Благодаря Россети. Он не сводит глаз с игорных домов. Кстати, Сан Эстебан сейчас находится в Ницце, живет на вилле, которую сняла для него его любовница. Из осторожности, пока он находится в Ницце, она не посещает казино, но зато посещает его, и полиция ее выследила.

– Понятно...

Орхидея вдруг ощутила, что ей. совершенно необходимо глотнуть свежего воздуха. Она распахнула окно, и в комнату ворвался поток ветра, принесший запах моря и растрепавший ее прическу. Не обращая на это внимания, Орхидея дышала полной грудью, медленно, с наслаждением.

– Вы можете простудиться! – воскликнула мадам Лекур. Схватив меховое манто, накинула его на плечи Орхидеи. Та отблагодарила ее улыбкой.

– И последний вопрос, комиссар, – обратилась к нему Орхидея. – Вы, должно быть, разобрались во всех деталях этой грустной истории. Так скажите же мне, почему Этьен скрывался под чужим именем и почему он жил в этом старинном дворце, когда у его родителей имелся такой огромный дом?

– Он вам сам сказал об этом, – ответила генеральша. – Он хотел быть самим собой и чувствовать себя дома. Мать презирала его, поскольку он не смог найти своего места в жизни. Его интересовали только растения и цветы. Он пытался извлекать из них разного рода вещества. Думаю, именно у него Аделаида нашла яд, которым пропитала те шоколадные конфеты. Он задыхался в родительском доме. Ему хотелось отвлечься, изменить свою личность. Такая мысль может стать особенно неодолимой в городе, где вся жизнь сосредоточена вокруг карнавала. Это можно назвать потребностью в маске.

– В таком случае, почему месье Лартиг предупредил меня в письме о том, чтобы я опасалась Этьена?

Журналист, уже задремавший на диване, приподнял веки при звуке своего имени. Затем, снова закрыв глаза, сказал:

– Я готов был написать все, что угодно, лишь бы вы вели себя осторожно, моя милая!

– Лучше бы честно сознались в том, что заблуждались, – с легким смешком заметила Орхидея.

– Не сознаюсь никогда! – воскликнул один приговоренный к смерти в тот момент, когда ему отрубали голову. Этого похвального принципа я придерживаюсь во всех обстоятельствах...

– Тогда молите Бога, чтобы вам никогда не довелось попасться ко мне в лапы! – мрачно усмехнулся Ланжевен. – Ибо, готов биться об заклад, у меня вы сознаетесь в том, что вы – сын Джека Потрошителя и на вашем счету с десяток жизней.

Но ответа не последовало. Робер Лартиг с улыбкой на губах спал мирным сном усталого человека со спокойной совестью.

– Давайте не будем ему мешать! – вступилась мадам Лекур. – Он очень помог всем нам и совершенно сбился с ног.

Орхидея не прислушивалась больше к разговору. Потеряв интерес к тому, что происходит в салоне, она вышла на балкон, с которого открывался чудный вид на восход солнца. Заря занималась в дымчатом сероватом тумане облаков. Наступающий день сулил быть дождливым, непохожим на все предыдущие, безоблачные, солнечные дни. Казалось, природа устала от яркого света и карнавальных безумств, переменив погоду на более подобающую для времени поста и покаяния. Море, обычно пронзительно синее, приобрело ртутный оттенок и застыло в совершенной неподвижности.

Орхидее было грустно; ей даже хотелось плакать... То, что она испытывала, совсем не было похоже на наслаждение удовлетворенной местью, о котором она так мечтала. Слишком много невинных людей оплатили своими жизнями чудовищный аппетит Аделаиды Бланшар! И, быть может, даже лучше, что роскошный пейзаж Лазурного берега вдруг поблек и стал нейтральным. Зрелище сияющего солнца слишком не соответствовало бы только что завершившейся трагедии семьи, которая, при нормальных обстоятельствах, жила бы мирно и радостно, как позволяли ей фамильные богатства.

– Ну а что вы собираетесь теперь делать? – спросил ее Ланжевен. – Должно быть, вернетесь в Париж?

– Да, вернусь... чтобы отдать свои распоряжения нотариусу. Думаю, единственным способом очистить доставшиеся мне деньги от прилипшей к ним грязи, будет передать их тем, кто в них действительно нуждается. А затем я уеду...

– Неужели вы настолько нас ненавидите? А ведь у вас есть преданные друзья. Есть даже люди, которые вас любят...

– Я тоже искренне люблю их и надеюсь, что они меня поймут: у меня есть обязательства, которые я должна исполнить. Теперь, когда дух моего любимого мужа может почивать с миром, я должна постараться загладить свою вину перед той, которая меня воспитала. Я должна сделать это во имя моих предков и самой себя.

– Но не преувеличивайте ваших обязательств. Ведь если бы ваш муж был жив, вам никогда не пришла в голову мысль вернуться в Китай. Неужели вы не задумываетесь над этим?

– Очень трудно забыть счастливую пору детства. И, кроме того, в нашем народе верят, что судьба каждого человека записана в небесных скрижалях. Именно поэтому Эдуард мертв, а его убийцы оказались лишь инструментами в чужих руках. Даже если бы я решила остаться здесь, мне все равно рано или поздно пришлось бы уехать, потому что я не могу испытать радости до тех пор, пока не выполню своего долга. Наш мудрец сказал: «Нельзя идти и любоваться звездами, когда в твоем ботинке камень». Теперь, когда любовь к Эдуарду не стоит больше между истиной и мной, я осознала свое предательство. Мне нужно уехать, пока я еще молода и полна сил. Я должна примириться с моими родными...

Прошло три недели. В Марселе на набережной Мессажери Маритим пакетбот «Янг Це» готовился к отплытию в Индокитай. Дело происходило в порту ла Жольетт, и, как всегда, при отплытии корабля в дальнее плаванье здесь царила невообразимая суета. Вдоль набережной стояли всевозможные экипажи, с которых приземистые носильщики проворно снимали багаж, многие путешественники уже водрузили на головы колониальные шлемы ослепительно белого цвета, тогда как изысканно одетые дамы торопились укрыться от палящего солнца под зонтиками.