Деловой, уверенный тон Храповицкого подействовал на всех ободряюще. Даже Сырцов, казалось, начал приходить в чувство.

— А я? — вдруг с обидой встрепенулся Вася.

Выходило, что он единственный из нас остался в стороне от больших событий. Про него Храповицкий действительно как-то забыл.

— Ты остаешься для особых поручений, — мгновенно нашелся шеф. — Кто-то должен пребывать в свободном полете. Всего мы не предусмотрим. Обязательно случится нечто непредвиденное. Виктора сейчас лучше не дергать, ему не до того. Я тоже могу зашиться в этой беготне. Значит, на переговорах тебе придется меня страховать. Может быть, встречаться с губернатором.

Разумеется, Храповицкий скорее бы умер, чем допустил встречу нетрезвого Васи с губернатором. Но сейчас ему было важнее утешить партнера.

— Помимо этого, на тебя возлагается работа с Савицким, то есть получение ежедневных отчетов о действиях людей Лихачева. Если нужно, меняй нам служебные машины, усиливай охрану во избежание провокаций. В общем, в твоих руках наша внутренняя безопасность. Тут ты — начальник.

— Я, собственно, готов, — ответил Вася, поправляя галстук и исподтишка бросая на Виктора взгляд, исполненный превосходства.

Я понял, что теперь в целях безопасности Виктор будет ездить на автобусе.

— Необходимо узнать, в какой изолятор они поместили Пахомыча, — продолжал отдавать распоряжения Храповицкий. — Скорее всего, они переведут его, чтобы от нас спрятать. Вася, выясни это завтра же с утра. Андрей, пошли туда адвоката.

— Если пустят, — заметил я.

— Если не пустят, найди возможность сунуть бабок начальнику изолятора, — повысил голос Храповицкий.

— Хорошо, — ответил я.

Про себя я подумал, что такая возможность уже наверняка пришла в голову Лихачеву, и он лично примет меры, чтобы этого не произошло.

— И запомните, — заключил Храповицкий. — На каждого из присутствующих здесь я рассчитываю как на себя.

Этого он мог и не говорить. Мы понимали, что положиться можем лишь друг на друга.

— А может, мне взять больничный? — не в такт встрял Сырцов.

— А может, ты вообще сбежишь? — уничижительно глянул на него Вася, облеченный новыми для него властными полномочиями. Виктор только фыркнул.

— Да я просто так спросил, — принялся оправдываться Сырцов. — Я же хотел как лучше...

— Паша, ты иди домой, успокойся, — ласково проговорил Храповицкий. — А мы тут еще посидим, посоображаем. Возможно, тебе действительно лучше на время залечь куда-нибудь, подлечиться.

Сырцов вскочил, торопливо пожал нам всем руки и удалился с явным облегчением. Он, видимо, полагал, что пребывание в нашей компании лишь сгущает тучи над его головой.

— Трусит мальчонка, — неодобрительно покачал головой Храповицкий, когда мы остались одни. — Слабоват в коленках.

Виктор подошел к столу, плеснул виски в стаканы, один из которых он поставил перед Храповицким. Мне он налил сок. Эта непривычная забота обо мне наглядно демонстрировала, что в беде мы стали ближе друг другу. Храповицкий сделал глоток и вернул стакан на подлокотник кресла. Вася выпил в один присест. Виктор только понюхал жидкость и отставил в сторону. Пить он не стал.

— Да, парни, — хмурясь, проговорил он. — Поганая у нас картинка получается.

— Ты о чем? — не понял Вася. — О том, что Лихачев эти векселя раскопал?

Виктор помолчал и пожевал губами.

— И об этом тоже, — морщась, нехотя заговорил он. — Я ведь в торговле еще в те времена лет восемь отработал. А пасли нас тогда не дай Бог! Облавы, подставы, проверки. Но тогда было, в принципе, понятно: мы воровали, ОБХСС нас ловил. Каждый своим занимался. На меня лично три раза дела заводили. Месяца два в обшей сложности я в камере провел. Один раз вообще на волоске от срока висел. Но это еще повезло. Пономарь, бедолага, полтора года под следствием просидел, пока мы его откупили. Так что я про эти допросы и прочую муру много чего знаю. Книжку могу писать. Там какая ведь штука получается? Сидишь ты в хате, известий с воли нет, адвоката к тебе не пускают. Следак — хозяин-барин. Что захочет с тобой, то и сделает. И вот дергают тебя на допрос. Начинают колоть. Со всеми этими ментовскими заходами. Мол, нам все известно. Все тебя сдали. Показания Фальшивые могут подсунуть. На психику начинают давить. Ну, там, отцу твоему с сердцем плохо. Умрет, а ты с ним 11 не повидаешься. Много у них есть чего разного. И ведь знаешь, что врут. А все равно действует. Боишься!

Он криво усмехнулся и грубым простонародным жестом запустил руку под рубашку и почесал грудь.

В первый раз он говорил об этом так откровенно. Он и выражался и держался иначе, не как обычно. Тонкая оболочка рафинированной пристойности слетала с него как шелуха. Словно неприятные воспоминания возвращали его в далекое прошлое, когда он был мясником и вел себя как мясник, а не как владелец нефтяной компании и элита губернского общества.

— Короче, к чему я веду? Всем на допросе страшно. Всех мандраж колотит. Невиновных-то нет. Грехи свои знаешь. В тюрьму идти — радости мало. Вот и сидишь в кабинете у следователя, трясешься. А он тебя ломает, козел. Дескать, сотрудничество со следствием. Чистосердечное признание. И мысли, знаете, в голову лезут. Такие трусливые. Думаешь, а может, правда, поколоться? Хуже-то уже все равно не будет. Куда уж хуже? И так в камере. Сколько еще держать будут? Неизвестно. Атак, глядишь, до суда и выпустят. Под подписку. А там, может, химией отделаешься. Да и на зоне с бабками легче вопросы решать, чем в КПЗ. Не все выдерживают. Даже сиделые. На то менты и рассчитывают. А у иных первоходок вообще крышу срывает. Его следователь прижмет, и у него — паника. Он уже ничего не вменяет. Руки, ноги дрожат. У него только одно на уме: поскорее отсюда вырваться! Домой! На волю. Хоть на денек. А там трава не расти! И наступает у такого истеричного придурка словесный понос. Несет его. Он все подряд плетет и остановиться не может. Говорит, говорит, захлебывается. И главное, ему позарез нужно понравиться следователю. Чтобы тот его полюбил. Чтобы был на его стороне. И ведь предупреждали его заранее, что чем больше он признается, тем больше на себя повесит. С этим он и шел на допрос. Но у него в эту минуту память отшибает. Вся способность к соображению пропадает. Видел я таких. И немало.

— Ты нас к предстоящим испытаниям готовишь? — Храповицкий попытался перевести слова Виктора в шутку.

— Я просто хочу сказать, что Паша у нас из таких, — подытожил Виктор уверенно. — Из истериков. Он всех сдаст.

— Но с ним же адвокат будет на допросе! — запальчиво воскликнул Вася. — Адвокат же не позволит!

— А таким и адвокаты не помогают! — хмыкнул Виктор. — Ничего поделать с ними не могут. Такому один следователь — друг. А остальные — враги. И он их топит. А получается, что и себя вместе с ними. Вот что меня в нашем Паше беспокоит. Мягко выражаясь.