Потратив полдня на подготовку, за два часа до рассвета они заняли подготовленные, а затем оставленные лежки на выбранном повороте дороги и намерзлись почти как пингвины, пока услышали, что приближаются машины. К этому времени они уже умели определять звук двигателей вражеской колесной техники на слух без ошибок — результат многих часов наблюдения, пришедшихся на каждого.

— «Хамви». Мало: максимум три.

— Ага… Пропускаем?

Ответить на глупый вопрос капитан-лейтенант тогда не успел: головной, дозорный «Хамви» вылетел на прямой участок дороги и с ходу открыл по ним огонь из крупнокалиберного пулемета, установленного на крыше. На большой скорости рассеивание было приличным, и первая длиннющая очередь прошла выше — это их и спасло. Поняв в первую же секунду, что стреляют не наугад, а прямо по ним, капитан-лейтенант не «скомандовал отход» — как это деликатно называлось в уставе, — а проорал благим матом несколько доходчивых слов. Они бросились бежать: он с Димой из одного окопа, Рома из другого, в полутора десятках метров в стороне. К этому времени на дорогу вслед за первым «Хамви» вылетели еще две машины такого же типа, и их поливали огнем в несколько стволов. Теоретически этого с лихвой хватало, чтобы их убить, но они почти сразу же нырнули в заранее выбранную лощину и бежали, согнувшись вдвое, поэтому и получили свой сыгравший шанс. На ходу капитан-лейтенант, уже в полной панике, приостановился на секунду и произвел два выстрела, израсходовав оба оставшихся патрона в своем бесполезном пистолете. Почти не целясь, просто в дергающийся и рявкающий выстрелами черный силуэт сзади. После чего нырнул лицом вперед, в снова открывшуюся впереди низину. Больно ударился сразу двумя коленями, тут же вскочил и бросился дальше, почти плача от страха и обиды на судьбу за произошедшее. Но ушли. Километра три не останавливаясь, потом зигзаг вправо и еще два или два с половиной километра такого же безумного бега. Лихорадочный поиск ключей в снежной ямке, лихорадочное ожидание того, что давно остывший двигатель не заведется. Четыре или пять километров в сторону, загнать машину в ангар, оставшийся от давно сгнившей и проданной на металлолом колхозной техники, под дырявую крышу. Замести ветками следы. Сидеть в промерзающем на глазах салоне, ждать и бояться.

И самое интересное, что четыре часа спустя, отбоявшись, отсмеявшись и начав уже бояться заново, «ретроспективно» — имевшего все шансы произойти, но не произошедшего, — они все двинулись обратно, на то же место. Хотя и другим маршрутом, потому что не совсем еще отморозили мозги. В воспитательных целях: не искать себе приключений, а попытаться понять, что они сделали не так.

На участок дороги, бывший мишенью их неудачной, тупой засады, они вышли очень медленно и осторожно, с другого галса. И еще полчаса разглядывали и выслушивали все, лежащее впереди. Теперь у них оставался один пистолет с тремя патронами. Еще несколько патронов осталось от несостоявшегося вице-бургомистра или старосты, но они к «глоку» и «макарову» не подходили.

Напряженно ожидая внезапной пулеметной очереди, которая в этот раз наверняка придется ему точно в живот, капитан-лейтенант Дмитриев вышагнул на дорогу первым. Нескладный то ли от страха, то ли от голода, он прошагал сколько-то десятков метров, отделявших его от валяющегося на краю дороги предмета, дошел, оглядел его и начал плясать вприсядку, как дешевый голливудский актер, изображающий русского военного. Автомат есть, шапка есть — все нормально. И кому какое дело, как ему на самом деле холодно.

Подбежавшие ребята имели глаза на пол-лица у каждого. Но когда он указующим перстом показал, что имеет в виду, оба сосредоточились. Рома пооглядывался еще, не моргнув глазом спустился в забитый снегом кювет и вытащил оттуда шлем с прозрачным щитком — такого они еще не видали. Темно-серый с черными и светло-серыми пятнами щиток был изогнут по вертикальной оси и пробит пулей в верхнем правом углу: вокруг вились трещины, сделавшие его почти непрозрачным. Изнутри он был залит кровью.

— Это точно мы?

Они оглядели все вокруг, попинали ногами россыпи стреляных гильз. Штук двести или даже больше, рассыпаны цепочками на маршруте метров в шестьдесят длиной. Дима нашел пустую оболочку индивидуального пакета и так же пустую пластиковую упаковку, точно повторяющую формой содержащегося в ней пенала шприц среднего размера, как самые ходовые из тех, которые продают в аптеке. Надпись латиницей на упаковке им ничего не сказала, хотя они честно попытались ее понять. Рома покрутил шлем в руках, снял шапку и надел его на себя. Первой реакцией капитан-лейтенанта было выругаться, обозвать парня как можно грязнее, чтобы отвести беду. «На себе не показывают». Потом он увидел, как тот подмигивает ему через окруженную венчиком белых зубцов дырку, и только заскрипел зубами. Да, они все были не так далеки от безумия. Буквально рукой подать. Но раньше он надеялся, что уж этому парню до него чуть дальше, чем им, двум остальным. Похоже, был не прав.

— Снайпер, — восхищенно произнес тот же Дима. — Белку в глаз. На бегу, из шпалера, через плечо. Как Крис Адамс. Который Юл Бриннер в «Великолепной семерке». Бух! Раз! Барон набок!

Антона неожиданно затошнило, причем сильно. Если бы не многодневная жизнь впроголодь, не удержался бы, а так обошлось. Возможно, сыграло роль и то, что немного съеденного с утра ему было жалко.

— Начитанный, надо же… — хрипло сказал он вслух, не открывая глаз. Во рту было не просто кисло, желчь буквально обжигала язык. Сплюнув несколько раз подряд, он догадался набрать пригоршню чистого снега и куснул из открытой ладони. Зубы сразу заломило до самых ушей, но зато полегчало.

— Так точно, начитанный.

Парень улыбался во всю ширину своего худого молодого лица, и от этого перевалившему годами за 30 лет офицеру стало еще немного легче.

— Ладно. Везуха. Такого не бывает, понятное дело. Представляете, вы будете кому-то это рассказывать, а вам ни один человек не поверит. Скажут, что сочиняете.

— В жизни такие штуки бывают, — неожиданно серьезным голосом сказал на это Роман, — какие ни один писатель не придумает.

Он снял шлем, покрутил в руках и показал всем на смешной значок спереди, — выполненный черным маркером от руки. Что-то похожее на буденовку: снизу круглое, сверху острое.

— Рядовой, — все так же хрипло сказал Антон вслух. — Самый низкий уровень. И я не верю, что это я в него… Из пистолета, одной пулей из двух, на бегу… С сорока или около того метров… Скорее, его свои же. Какой-нибудь «дружественный огонь».

Рома повертел головой по сторонам, не нашел ничего нужного, нагнулся и просто шарахнул щитком шлема об ледяной асфальт. Прозрачный пластик разлетелся на несколько крупных кусков, как лед.

— Это не бронестекло, — прокомментировал он свой поступок. — Просто от ветра защищает.

— Ну… Либо ослаблен после пробития.

Разговор угас сам собой, они как-то все сразу почувствовали себя неуютно. Вот как вылетит сейчас кто-то на ту же дорогу, как даст им прочувствовать вкус демократии и прав человека…