Императрица говорила, что давно не видела супруга в таком раздражении 23, в каком он пребывал после внезапного вторжения в его вотчину международных отношений Ники, царя, которого он привык опекать и снабжать советами в пространных посланиях, составленных на английском языке и подписанных «Вилли». Неважно, замышлял он или не замышлял выступить с аналогичным заявлением в Иерусалиме. Истинная проблема была в том, как говорил его ближайший друг граф Эйленбург, что кайзер не переносил, когда кто-то другой занимал первое место на авансцене. Вообразив, будто предложение царя призывает «к всеобщему разоружению», он спешно отправил телеграмму Ники 24. Представь себе, увещевал он царя, что «монарх, главнокомандующий армией, распускает полки, имеющие за собой сотни лет истории… и отдает свои города анархистам и демократам». В то же время, похоже, он понимал, что царя будут восхвалять за гуманистическую инициативу, и не преминул назвать его проект «самым интересным и впечатляющим в этом столетии!»: «Весь мир будет чествовать тебя, даже если он не преуспеет в практическом отношении из-за трудностей в реализации деталей». Кайзер вписывал на полях восклицания: «Ага!» и «!», а также замечания – и тривиальные, и вполне проницательные. К примеру, Вильгельм сделал такую разумную ремарку: «Он дал в руки нашим демократам и оппозиции превосходное оружие!» В одном случае кайзер сравнил обращение царя с посланием спартанцев, которые вздумали бы потребовать от афинян не восстанавливать стены. В другой раз он изрек: «А чем же будет платить Крупп своим рабочим?»

У Германии не было мотивов, которые побуждали Россию стремиться к миру: стесненных экономических обстоятельств. Германию не тревожила проблема неразвитой промышленности. Когда Муравьев в Берлине говорил графу Эйленбургу 25 о том, что ежегодное увеличение военных расходов доведет нации до состояния non possumus [91], он выбрал не самый лучший аргумент: таких слов немцы не знали. Экономика Германии бурно развивалась, материально обогащалась. После объединения в 1871 году, достигнутого посредством меча за десять лет войн, в Германии наступила эра благосостояния и процветания, как в Соединенных Штатах после гражданской войны. Страна динамично наращивала физические ресурсы. Германия девяностых годов находилась в начале двадцатипятилетнего периода, на протяжении которого удвоился национальный доход, на 50 процентов выросла численность населения, на 50 процентов увеличилась протяженность железных дорог, разрослись города, появились колонии, возникли гигантские промышленные комплексы, возросли благосостояние и занятость населения. Пароходная империя Альберта Баллина в семь раз увеличила тоннаж судов и в десять раз – свои капиталы. Численность рабочих в электроэнергетике Эмиля Ратенау за десять лет выросла в четыре раза. Компания «И.Г. Фарбен» создала анилиновые красители. Фриц Тиссен управлял гигантским промышленным комплексом, производившим уголь, железо и сталь в Руре. Новая плавильная технология позволила использовать фосфорические железные руды Лотарингии. Производство угля и стали с 1871 к 1898 году выросло в четыре раза, и по этому показателю Германия превзошла Британию. Национальный доход Германии за этот период удвоился, хотя все еще был меньше, чем в Британии, составляя в расчете на душу населения примерно две трети от британского уровня. Германские банковские дома открыли свои филиалы по всему миру. Германские купцы продавали германские товары на огромном географическом пространстве от Мексики до Багдада.

Ученые мира восхищались германскими университетами и техническими школами. Германские методы исследований были самые основательные. Германские философы доминировали в своей сфере. Институт кайзера Вильгельма считался ведущим мировым центром химических исследований. Германская наука дала миру такие имена, как Кох, Эрлих и Рентген, обнаруживший в 1895 году электромагнитное излучение. Вслед за Рентгеном в Англии Дж. Дж. Томсон открыл электрон, а во Франции супруги Кюри установили существование радиоактивности. Германские профессора с удовольствием пропагандировали германские идеалы и культуру. Куно Франке в Гарварде говорил о Германии как о нации, одержимой «новыми идеями и устремлениями в каждой сфере человеческой жизнедеятельности»26. Он описывал свою страну в самых восторженных выражениях:

«На каждой миле германской земли глаз отмечает исключительный порядок, обстоятельность и уверенность хозяина в своей силе. Нельзя не подивиться этим процветающим, благоустроенным фермам и усадьбам, этим благоденствующим деревням, ухоженным лесам… этим живописным городам, населенным состоятельными и благонравными людьми… с горделивыми городскими зданиями и великолепными особняками, театрами и музеями, с отлаженными средствами коммуникаций, превосходными возможностями для поддержания здоровья и развлечений, великолепными университетами и техническими школами». Благонравие поведения выражается в «умении управлять политическими митингами», в «собранности и организованности рабочих классов в борьбе за социальные улучшения», в «почтительном и заинтересованном отношении ко всем видам искусства». Все это благолепие «возглавляет изумительная армия с безукоризненной дисциплиной и бесподобными профессиональными качествами». Вкупе все эти компоненты доказывали наличие «чудесным образом сплоченной коллективной воли и стремления к еще более высоким стандартам и формам жизнедеятельности нации». Подобные настроения явно не вписывались в схемы и замыслы, направленные на самоуничижение и самоограничение.

Меч, как писали историки Германии, пытавшиеся объяснить причины невероятного национального взлета страны, был главным инструментом, посредством которого она добилась величия. В труде «История Германии в XIX веке», публиковавшемся в пяти томах на протяжении пятнадцати лет в восьмидесятые и девяностые годы, Трейчке, обосновывая верховенство государства, утверждал: война является неотъемлемой частью государственной политики, и никто не должен посягать на его право вести войны за свою честь и национальные интересы. Германская армия была зримым воплощением концепции Трейчке. Ее могущество и престиж возрастали с каждым годом, офицеры вели себя с подчеркнутой надменностью и высокомерием, они считали себя выше закона, и в обществе сформировалось почти благоговейное отношение к армии. Любого человека, оскорбившего офицера, могли отдать под суд, обвинив в косвенном lèse majesté [92]. Германские дамы уступали дорогу идущему навстречу офицеру.

В 1891 году был создан Alldeutsche Verband (Пангерманский союз), поставивший своей целью объединить всех представителей германской расы вне зависимости от местожительства в Пангерманское государство 27. Его ядром должна была стать Великая Германия, включающая в себя Бельгию, Люксембург, Швейцарию, Австро-Венгрию, Польшу, Румынию и Сербию, после чего ей предстояло распространить свое господство на весь мир. На окнах магазинов расклеивались плакаты, провозглашавшие: Dem Deutschen gehört die Welt («Мир принадлежит немцам»). Основатель союза Эрнст Хассе заявил: «Мы займем территории, если даже они принадлежат иностранному государству. Тогда мы сможем формировать будущее согласно нашим потребностям». Он считал, что задача – вполне посильная для соотечественников.