— Вы правы, — обратилась она к Дэвиду. — Я могла бы уйти от него, и, как вы сказали, я интеллигентная и деятельная женщина. У меня была хорошая работа, добрые друзья, семья, которая меня поддерживала. Полагаю, я не рассталась с ним, потому что мне казалось: все неприятности скоро кончатся, мы вместе преодолеем этот ужас. Я до сих пор люблю своего мужа. Брак был и остается важным событием в моей жизни, и я не собираюсь так просто и легко сбрасывать его со счетов. — Она сделала паузу, но, поскольку никто не проявил желания нарушить молчание, продолжила: — Кроме того, это ничего бы не изменило. Даже после того как я ушла, он разыскал меня, стал преследовать, оскорблять и угрожать, хотя у меня на руках уже было постановление суда.

После ее реплики Дэвид вновь обратился к женщине-полицейскому с вопросом, почему решения суда столь неэффективны в защите женщин от агрессивных супругов. Мэгги мысленно записала себе очко за выступление, которое, по ее мнению, прозвучало весьма убедительно. От осветительных ламп в студии стало жарко, и оставалось лишь надеяться, что пот не смоет с лица макияж.

Следующим, на кого обратил внимание Дэвид, был доктор.

— Скажите, доктор Блэтчли, объектами домашнего насилия становятся только женщины? — спросил он.

— На моей памяти было несколько случаев, когда жены били своих мужей, — ответил доктор, — но такие случаи крайне редки.

— Я думаю, с точки зрения статистики, — вмешался в их диалог Майкл, — доля женского насилия в общем показателе стремится к нулю. Это заложено в нашей культуре. Мужчины по натуре охотники, бывает, они даже завершают преследование убийством, на что мало кто из женщин способен.

— Скажите, — сказал Дэвид, обращаясь ко всем, — как вы относитесь к тому, что женщина, защищаясь, может превысить допустимый предел обороны и лишить мужчину жизни? Насколько я знаю, подобное обвинение уже было предъявлено. Такое не забывается, даже если суд признает вину недоказанной.

— Но разве не стоит идти на риск, — возразила Мэгги, — если спасаешь себя, когда другого выхода нет?

Лицо Дэвида растянулось в притворной улыбке.

— Ну знаете, это примерно то же, что упоминать о повешении нескольких невиновных, когда вокруг полно преступников, избежавших наказания, разве не так?

— Ни у кого нет намерения отправлять на виселицу невиновных, — возразила Кэти.

— Но, допустим, если мужчина принимает ответные меры против явной провокации, — продолжал гнуть свое Дэвид, — разве женщина не воспринимается как жертва даже в таких случаях?

— Но ведь и в этом случае она является жертвой, — ответила Мэгги.

— Это равносильно утверждению, будто женщина просит, чтобы ее ударили, — добавил Майкл.

— А разве нет женщин, которым нравится, что с ними обращаются грубо?

— Ой, только не надо утверждать, — умоляющим голосом произнес Майкл, — что женщины, одеваясь особым образом, просят, чтобы их изнасиловали.

— Но существуют же мазохисты, что вы скажете по этому поводу, доктор?

— Вы говорите о женщинах, которым нравится, когда мужчины, с которыми они занимаются любовью, ведут себя грубо, так? — уточнил доктор Блэтчли.

Дэвида, казалось, смутила прямота, с которой был задан вопрос, — было заметно, что ведущему более привычно задавать вопросы, чем отвечать на них, — но он утвердительно кивнул.

Перед тем как ответить, доктор Блэтчли пригладил бороду:

— Да, существуют женщины-мазохистки, так же как существуют и мужчины с аналогичными склонностями, но необходимо понять, что, говоря о них, мы затрагиваем исключительно тонкую прослойку общества, которая никоим образом не входит в ту его часть, которая участвует в домашнем насилии.

Дэвид, по всей вероятности обрадованный таким ходом дискуссии, обратился к Мэгги и с особой тщательностью сформулировал вопрос, надеясь получить ответ по существу:

— Недавно вы были вовлечены в расследование, также связанное с домашним насилием. Мы не имеем права обсуждать это дело, но, может, вы хотя бы вкратце расскажете о нем?

Он ждет ответа с видом голодного, ожидающего бесплатного обеда, подумала Мэгги.

— Одна женщина доверилась мне, — ответила она. — Рассказала, что муж дурно обращается с ней. Я дала ей совет — только и всего.

— Вы не сообщили об этом властям?

— Она не просила.

— А что вы думаете по этому поводу, констебль Проктор?

— Мэгги права. Мы ничего не можем предпринять до того, пока сами пострадавшие не обратятся за помощью.

— Или пока ситуация не дойдет до критической точки, как было в случае, который мы обсуждаем?

— Да. Поэтому очень часто результаты нашей работы оказываются весьма плачевными.

— Всем большое спасибо… — объявил Дэвид, готовясь завершить ток-шоу.

Мэгги вдруг поняла, что не добилась поставленной цели, поэтому, прервав ведущего, спросила:

— Разрешите добавить? Я считаю, что к жертвам не всегда относятся с должной заботой и уважением. Как раз сейчас молодая женщина содержится в камере полицейского участка в Иствейле. Ее только сегодня утром выписали из больницы, куда она попала из-за травм, нанесенных мужем. Хочу узнать, почему эта женщина подвергается преследованиям?

— А вы сами как думаете? — ответил вопросом Дэвид, которого поначалу взбесило, что его прервали, но потом он буквально загорелся, предчувствуя сенсационное сообщение.

— Я думаю, причина в том, что ее муж умер, — ответила Мэгги. — Полиция подозревает, что он убил нескольких молодых девушек, но теперь он не может дать показания, потому затруднительно доказать его вину. Они переключились на Люси.

— Большое вам спасибо, — поблагодарил Дэвид, поворачиваясь к камере и снова растягивая губы в улыбке. — Вот на этом мы и закончим…

Наступила тишина, ассистент снял с участников микрофоны. Когда он удалился, женщина в полицейской форме подошла к Мэгги:

— Думаю, кто-то дал вам плохой совет — объявить о том, что я сейчас услышала.

— Ой, да оставьте вы ее в покое, — вступился за Мэгги Майкл. — Кто-то должен рассказать об этом.

Доктор только что ушел, Дэвида и Эммы поблизости не было.

— Может быть, зайдем куда-нибудь выпить? — спросил Майкл, когда они вдвоем с Мэгги вышли из студии, предварительно удалив макияж, но она отрицательно покачала головой.

Она хотела лишь одного: взять такси, поскорей доехать до дому и влезть в теплую ванну, прихватив с собой интересную книгу. Для нее это может стать последним прибежищем покоя, если последует реакция на ее заявление перед камерой. Она не думала, что совершила что-то противозаконное. Она не сказала, что Терри виновен в убийствах, даже имени его не упомянула, но ничуть не сомневалась: полицейские, если захотят, смогут без труда подыскать для нее обвинение. В таких делах они большие мастера. А Бэнкса она не считала исключением из общего правила. А впрочем, пусть делают что хотят, решила она. Пусть превращают и ее в мученицу.