Макгвайр одним прыжком выскочил из постели, наскоро принял душ, оделся и, выйдя из спального корпуса, перешел двор, очутившись у подъезда самой семинарии. Поднявшись на третий этаж, он подошел к своему кабинету, распахнул дверь и застыл на пороге. Внутри его ждали трое неизвестных.

— Доброе утро, святой отец, — поприветствовал Мак- гвайра сержант Уосо.

— Да-да… Доброе утро, — запинаясь, произнес священник. — Но простите, кто вы такие? И что здесь делаете?

Уосо поднялся из-за письменного стола Макгвайра и предъявил ему свой значок, а потом представил и двух других полицейских: ими оказались детективы Якобелли и Делламар. Затем, снова усевшись за стол, он предложил священнику располагаться поудобнее и не спешить, так как требовалось ответить на некоторые вопросы полиции.

Макгвайр, негодуя, плюхнулся в свободное кресло для посетителей.

— Что все это значит? — с вызовом обратился он к сержанту.

Уосо хладнокровно сунул в рот пластинку жевательной резинки.

— Убийство, — коротко пояснил он.

— Убийство?! — словно не веря своим ушам, переспросил священник.

— А разве вы никогда не слышали такого слова, святой отец? — саркастически усмехнулся сержант.

Макгвайр оглядел полицейских и, беспомощно покачав головой, прищурился от яркого света настольной лампы, которую Уосо направил ему прямо в глаза.

— И все же непонятно, почему вам потребовалось говорить именно со мной? — недоумевал священник.

Уосо вынул из кармана плаща фотографию и небрежно швырнул ее на стол.

— Это тело на карточке еще недавно принадлежало мистеру Гульельмо Франкино. Или монсеньору Франкино, как вы привыкли его называть, — заговорил сержант. — Несколько дней назад он выпал из окна десятого этажа дома номер 69 по 89-й улице. С первого взгляда это было похоже на самоубийство, хотя никто из нас наверняка не стал бы утверждать, что священники на такое способны, верно?.. А монсеньор Франкино, как сообщили мне в Управлении епархии, действительно был священником. Вы знали его? — вдруг спросил он Макгвайра.

Тот внимательно посмотрел на снимок. Неужели Бен уже успел рассказать что-то полиции?.. Маловероятно.

— Нет, — решительно заявил он. — К сожалению, этот человек мне не был знаком.

— Понятно, — самоуверенно кивнул Уосо, словно и ожидал услышать от Макгвайра именно такой ответ. — А вы знаете некоего Бена Бэрдета?

Макгвайр изо всех сил пытался не выказать своего нарастающего волнения и лишь отрицательно покачал головой.

— А Фэй Бэрдет? — не унимался сержант.

— Тоже нет.

— А кого-нибудь другого из этого дома?

— Никого. И я думаю, что вы сами знаете об этом не хуже меня, — теряя терпение, произнес Макгвайр.

— А вы точно ничего не запамятовали, святой отец? — вкрадчивым голосом спросил Уосо, присаживаясь на край письменного стола. — Ну, хорошо. Тогда, может быть, вы знали бывшего детектива Гатца?

— Впервые слышу эту фамилию.

— А инспектора Бурштейна?

Макгвайр снова покачал головой.

Уосо рассмеялся.

— Послушайте, святой отец, вас когда-нибудь обвиняли во лжи?

Макгвайр выпрямился в кресле и с негодованием смерил взглядом сержанта.

— Никогда, — высокомерно заявил он.

— Какая жалость! Значит, мне придется стать первым, кто это сделает. Потому что у нас имеются веские доказательства того, что вы знаете всех, кого я только что перечислил. И не только знаете, но и принимали самое непосредственное участие в их судьбах. А ведь многие из них умерли… И не исключено, что вы активно содействовали тому, чтобы этих людей настигла смерть — я имею в виду Гатца, Бурштейна и монсеньора Франкино. Святой отец, скажите, а разве в ту ночь, когда погиб Франкино, вас не было рядом с ним? — прищурился Уосо.

Макгвайр вскочил с кресла, гневно сверкая глазами.

— Я уже сказал вам, что не знал этого человека! — выкрикнул он.

— Да-да, я помню, — невозмутимо (ответил Уосо и пристально поглядел на священника. — Но неужели у вас не было ссоры с монсеньором Франкино в ту ночь, когда он выпал из окна? Ведь Франкино собирался доложить о вашей не совсем христианской деятельности в Управление епархии. И тогда вы ударили его наконечником пожарного шланга по голове и оглушили. Ну, а дальше все ясно: вам пришлось выкинуть тело, имитировав его самоубийство.

Макгвайр чуть не задохнулся от негодования и снова стал утверждать, что никогда не слышал всех тех фамилий, которые только что перечислил ему сержант, и уж, конечно, никоим образом не мог находиться рядом с неизвестным ему Франкино в роковую ночь его гибели.

Уосо молча слушал, печально кивая головой, а потом вынул из кармана наручники и, передав их Якобелли, обратился к помощнику:

— Зачитайте ему права.

— Тут какая-то ошибка! — начиная впадать в панику, закричал Макгвайр.

— Простите меня, святой отец, — произнес Уосо. — Но вы арестованы.

— По какому же обвинению?

— По обвинению в убийстве монсеньора Франкино, — отчеканил Уосо.

— Но почему? Я же никогда в жизни…

— Приберегите дыхание для присяжных, — оборвал его сержант. — Вам придется еще многое объяснять. Дело в том, святой отец, что у нас теперь есть свидетель… К сожалению, этот человек долго скрывал от нас истину из-за опасения, что вы начнете его преследовать. То есть сви- детеь просто боялся вашего возмездия. Но он видел вас, когда вы той ночью спорили с Франкино в коридоре десятого этажа. Потом этот человек видел, как вы ударили монсеньора и выкинули его из окна. А чтобы всем стало ясно, что этот человек говорит правду, ему удалось сфотографировать вас в ту ночь. — С этими словами он снова полез в карман и вынул оттуда еще одну фотографию — качественный цветной снимок, на котором был запечатлен Франкино, распростертый на полу в луже крови, и отец Макгвайр, стоящий над ним с металлическим наконечником пожарного шланга в руке.

Макгвайр сердито швырнул фотографию на стол.

— Это гнусная подделка! — решительно заявил он. Все трое полицейских лишь рассмеялись ему в лицо, осуждающе покачивая головами Потом Якобелли зачитал священнику права арестованного с маленькой пластиковой карточки и торжественно надел на него наручники.

— Так скажите мне хотя бы, кто он — этот таинственный свидетель?! — потребовал Макгвайр, поняв, что сопротивление бесполезно.

— Это женщина, — ответил Уосо, подходя к двери кабинета и распахивая ее. — А зовут ее Фэй Бэрдет.

* * *

Уже несколько часов Макгвайра мучила страшная головная боль. Кровь стучала в висках так, что это заглушало все остальные чувства. Боь началась сразу после ареста и с ходом времени лишь усиливалась Священник находился сейчас в тесной камере в одном из центральных полицейских участков, на втором этаже с длинным коридором, вдоль которого по обе стороны располагались еще десятки таких же камер для арестованных.

Теперь у него не осталось никакого выбора. Только ждать, что произойдет дальше. Перед тем, как его заперли здесь, Макгвайру удалось все же