Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маквайр подошел к углу Амстердам-авеню, что проходит южнее Колумбийского университета, и с тоской посмотрел в сторону длинного ряда унылых каменных зданий. К востоку до самого Центрального парка простирались дешевые жилые кварталы. Улицы были замусорены, повсюду валялись окурки, целлофановые пакеты и обрывки газет. В нескольких пивнушках еще горел свет и внутри было довольно оживленно. Но большинство витрин уже погасло— магазины закрылись на ночь. Вдали прямо по проезжей части шла какая-то развеселая компания, машин на улице почти не было.
Макгвайр застегнул пальто — становилось уже довольно холодно — и направился вперед, пытаясь отогнать от себя пугающие образы Чарльза Чейзена, которые рисовало ему сейчас непослушное воображение. На лбу выступила испарина, ноги едва волочились. Позади оставался квартал за кварталом, и довольно скоро Макгвайру начало казаться, что он потерял ощущение времени и пространства. На каждом перекрестке он внимательно читал названия улиц, желая понять, где он сейчас находится и сколько еще осталось пройти. И вдруг, неожиданно для самого себя, он очутился на стройплощадке собора святого Симона. Священник механически поднял вверх голову и увидел в окне десятого этажа четкий силуэт сестры Терезы. Она ждала.
Перейдя улицу, Макгвайр обошел дом вокруг и приблизился к двери черного хода, которую после смерти Франкино по настоянию управляющего всегда теперь держали запертой. Священник достал из кармана ключ, открыл замок и исчез в темноте подвального коридора.
В полном одиночестве он доехал на лифте до десятого этажа, но уже в кабине его охватило тревожное чувство, что он отсюда никогда не выберется. Наконец лифт остановился, и двери, словно сжалившись над ним, раздвинулись, выпуская священника в холл.
Внимательно оглядевшись, он сразу почувствовал разлитую в воздухе смертельную угрозу. Чейзен был где-то рядом. Но скоро все это должно кончиться… И теперь лишь ожидание близкой развязки поддерживало душевные силы Макгвайра.
Открыв квартиру Бэрдетов ключом, который недавно выделил ему для этой цели ныне покойный Бирок, Макгвайр вошел внутрь. Немного выждав, он зажег верхний свет.
— Бен! — позвал священник, вытирая вспотевшие ладони о пальто.
Но никакого ответа не последовало, только громко тикали каминные часы.
Он снова позвал Бэрдета, а потом тщательно осмотрел всю квартиру, надеясь найти его где-нибудь задремавшим.
Но Бена в квартире не было.
Что же произошло?.. Ведь Бен обязательно должен был находиться сейчас в своей квартире.
Если и не по собственному желанию, то так должен был сделать сам Господь Бог!
Отец Макгвайр с тревогой взглянул на часы: до полночи оставалось всего двадцать минут.
Вероятно, произошло что-то непредвиденное…
* * *
После минутного колебания бармен налил еще кружку пива.
— Мне кажется, на сегодня вам уже хватит, — недовольно пробормотал он и нахмурил брови за толстыми стеклами бифокальных очков в дорогой розовой оправе.
Но Бен лишь тряхнул головой и попытался пошире раскрыть глаза. Веки его уже слипались.
— Со мной все в порядке, — произнес он и тут же громко икнул, разглядывая свое отражение в зеркале, висящем за стойкой бара.
— Это точно? — засомневался бармен. — Конечно, если вы уверены в своих силах и чувствуете себя хорошо, то и слава Богу. Я ничего не имею против, лишь бы мои посетители не падали пьяными прямо здесь.
Бен рассмеялся, поднял кружку и шумно отхлебнул пару глотков.
— Да я еще не успел и разогреться как следует, — с улыбкой сообщил он и опять икнул. Бармен представлялся ему в виде большого расплывчатого пятна, а все остальное вокруг выглядело, как на абстрактном полотне Шагала, и Бену становилось все труднее определить, где же тут находятся стулья, столики и, собственно, посетители.
— А вы меня помните? — снова обратился он к бармену, слегка склонив голову набок.
Бармен задумался, потом повернул голову, услышав, как его окликнул другой клиент, и пожал плечами.
— Ну как же! — обиделся Бен. — Должны вспомнить!
Бармен быстро налил кружку пива и отнес ее к столику, за которым скучал одинокий старик. Сейчас, кроме Бена, в кабачке осталось всего шесть посетителей. Вернувшись за стойку, бармен снова пожал плечами.
— Простите, но я вас не помню, — честно признался он.
— Но я же приходил сюда днем. Пару недель назад, — заплетающимся языком пытался доказать что-то Бен. — С детективом. Его фамилия Гатц.
— К сожалению, я работаю здесь только по ночам, — объяснил бармен.
— А ваше лицо мне почему-то очень знакомо, — не отставал Бэрдет. — Вы меня не обманываете? Вас тогда точно здесь не было?
Бармен вздохнул, глядя одним глазом на экран телевизора, и принялся мыть кружки.
— А тот полицейский, с которым я приходил, уже умер, — сообщил Бен, засовывая в рот сигару. — Потому что его убили.
— Неужели? — усмехнулся бармен.
— Да… Именно убили, — подтвердил Бен. — И, кроме него, убито еще много людей. — Послушайте, — начиная раздражаться, обратился к нему бармен. — Может быть, вам уже пора домой, в постельку?
Но Бен упрямо замотал головой.
— Выслушайте меня! Ведь теперь вся моя жизнь — коту под хвост…
И тут Бен неожиданно разрыдался. Бармен подошел к нему и участливо наклонился вперед.
— Ну, перестаньте. Если вам хочется поговорить, то валяйте. Я готов выслушать вас. Все, что вы хотите сказать Не стесняйтесь.
Бен утер глаза кулаком
— Погиб не только Гатц, но и священник. Его звали монсеньор Франкино. А потом еще один полицейский — инспектор Бурштейн. И моя жена.
Бармен недовольно поморщился, а потом, поправив очки, налил себе полную кружку пива.
— И вы можете все это доказать? — спросил он.
Бен кивнул и погладил рукой толстую кожаную папку, а потом расстегнул молнию и вынул оттуда здоровенное распятие. Теперь он всегда носил его с собой, куда бы ни шел. Так велел Дженкинс.
— И что же, полиции ничего не известно? — удивился бармен.
Бен рассмеялся, но очень скоро лицо его снова приняло скорбное выражение.
— Кое-что они, конечно, уже знают. И даже очень многое. Наверное — все, кроме того, что случилось с моей женой… Правда, они даже не подозревают, кто совершил все эти убийства.
Бармен близоруко прищурился. Его начинало разбирать любопытство. Конечно, он в каждую смену слышал десятки самых невероятных историй, но он умел отличать пьяную болтовню от правды, и теперь рассказ Бена серьезно заинтриговал его. Бармен весь подался вперед.
— Неужели? — искренне удивился он.
Бен кивнул.
— Но я не могу вам этого рассказать, — вздохнул он и, замотав для убедительности головой, громко рыгнул.
— Вам что-то мешает? — полюбопытствовал бармен.
— Я дал клятву, что буду молчать, — сказал Бен и, как бы в подтверждение своих слов, прижал к губам указательный палец.
— Кому же вы клялись?
— Ральфу Дженкинсу, — охотно сообщил Бен.
Бармен