— Можно было бы ограничить круг посвященных, обсудив этот вопрос на заседании Совета обороны, — задумчиво произнес Брежнев.

— Леонид Ильич, я думал об этом, — признался Андропов. — Однако политические последствия проблемы требовали участия всех членов Политбюро.

— Да, понимаю, — кивнув, согласился генеральный секретарь. На самом деле от Брежнева ускользнуло то, что Андропов умышленно повел дело так, чтобы не предстать авантюристом в глазах тех, кому в ближайшее время предстоит выбирать его своим главой.

— Хорошо, Юрий, у меня больше нет никаких возражений, — задумчиво добавил Леонид Ильич.

— Все равно, это слишком опасно, — заметил первый секретарь ЦК Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. — Вынужден заявить, что предложенный план мне не нравится.

— Григорий Васильевич, — возразил партийный босс Украины, — если польское правительство падет, последствия для моей республики будут самыми плачевными. Я не хочу даже думать об этом. И вам тоже следовало бы встревожиться, — продолжал он. — Возвращение этого проклятого поляка домой станет катастрофой для всех нас.

— Я полностью с этим согласен, и все же пойти на убийство главы государства непросто. Полагаю, сначала нужно попробовать предупредить папу. Существуют способы привлечь его внимание.

Министр иностранных дел покачал головой.

— Я уже говорил — это будет пустой тратой времени. Такие люди не понимают, что такое смерть. Можно попытаться запугать папу, пригрозив католикам стран организации Варшавского договора, но, боюсь, это приведет к прямо противоположному результату. По сути дела, мы восстановим против себя всю Римско-католическую церковь, лишившись при этом возможности устранить одного надоедливого священника. Нет, — министр покачал головой. — Если это нужно осуществить, надо осуществить это быстро, решительно и надежно. Юрий Владимирович, сколько времени потребуется на подготовку операции?

— Полковник Рождественский? — в свою очередь, спросил председатель КГБ.

Головы всех присутствующих повернулись к Рождественскому, и тот сделал над собой усилие, чтобы его голос не дрогнул. Для простого полковника эти воды были слишком глубокими. Теперь вся операция лежала на его плечах, о чем до настоящего момента он как-то не подумал. Однако если мечтать о генеральских звездах, надо брать на себя ответственность.

— Товарищ министр, по моим оценкам, на подготовку операции уйдет от четырех до шести недель. Но вы должны дать нам санкцию, а также поставить в известность болгарское Политбюро. Мы собираемся воспользоваться помощью болгарских спецслужб, а для этого нам необходимо получить разрешение политического руководства страны.

— Андрей Андреевич, — спросил Брежнев, — как отнесутся к нашей просьбе в Софии?

Министр иностранных дел ответил не сразу.

— Все зависит от того, что мы попросим у них и как. Если болгарам будет известна конечная цель операции, не исключено, что они заупрямятся.

— А нельзя ли попросить их о помощи, не уточняя, для чего конкретно она понадобится? — спросил Устинов.

— Да, думаю, можно. Можно будет просто предложить им сотню новых танков или эскадрилью истребителей, в качестве жеста социалистической солидарности, — предположил министр иностранных дел.

— Будем щедрыми, — согласился Брежнев. — Я уверен, в Министерстве обороны уже давно лежит соответствующий запрос, да, Дмитрий?

— И не один! — подтвердил маршал Устинов. — Болгары только и делают что клянчат больше танков и больше МиГов!

— В таком случае, грузите танки на поезд и отправляйте их в Софию. Товарищи, предлагаю поставить вопрос на голосование, — сообщил собравшимся генеральный секретарь.

Одиннадцати членам Политбюро, имеющим право голоса, показалось, что их подталкивают к решению. Семь кандидатов в члены, не имеющих права голоса, лишь молча кивнули, ожидая результатов.

Как всегда, голосование было единодушным. Никто из членов Политбюро не подал свой голос против, хотя кое у кого и оставались сомнения, которые, однако, так и остались невысказанными вслух. В этой комнате крайне редко кто-нибудь осмеливался отойди слишком далеко от коллективного духа. Здесь, как и везде, власть была строго ограничена — обстоятельство, о котором присутствующие редко задумывались и от которого никогда не отступали.

— Очень хорошо. — Брежнев повернулся к Андропову. — Юрий Владимирович, Комитет государственной безопасности получил «добро» на проведение этой операции, и пусть господь бог смилостивится над душой этого поляка, — со свойственным ему крестьянским простодушием добавил он. — Итак, что у нас дальше?

— Товарищи, если можно… — начал Андропов. Брежнев кивнул, разрешая ему продолжать. — Наш товарищ и брат Михаил Андреевич Суслов вскоре покинет этот мир после долгой и преданной службы нашей дорогой партии. Из-за болезни его кресло пустует, и пора уже подумать о том, кто его займет. Предлагаю назначить секретарем Центрального комитета по идеологии Михаила Евгеньевича Александрова, избрав его при этом членом Политбюро с правом голоса.

Александрову даже удалось смущенно покраснеть. Подняв руку, он произнес с фальшивой искренностью:

— Товарищи, мой… наш друг еще жив. Я не могу занять его место.

— Миша, скромность тебе к лицу, — заметил генеральный секретарь. — Но Михаил Андреевич тяжело болен, и жить ему осталось недолго. Предлагаю обсудить предложение Юрия Владимировича. Разумеется, назначение должно быть утверждено на пленуме Центрального комитета.

Однако это явится лишь чистой формальностью, как было прекрасно известно всем присутствующим. По сути дела, Брежнев только что благословил Александрова на новую должность, и этого было достаточно.

— Благодарю вас, товарищ генеральный секретарь.

Отныне Александров мог занимать свободное место слева от Брежнева, зная, что через несколько недель оно уже официально станет принадлежать ему. Когда Суслов умрет, он будет плакать вместе с остальными, и его слезы будут такими же холодными. И даже сам Михаил Андреевич понял бы это. Сейчас он стоит на пороге смерти, величайшей из тайн жизни, гадая, что же находится по ту сторону. Когда-нибудь с этим придется столкнуться всем сидящим за этим столом, но для них эта встреча оставалась еще в слишком отдаленном будущем, чтобы можно было о ней не думать… пока. «В этом основное отличие, — подумал Юрий Владимирович, — между ним и папой римским, которому скоро предстоит принять смерть от рук этих людей.»

Заседание завершилось в четыре часа дня. Обменявшись рукопожатиями и сказав друг другу на прощание теплые слова, все стали расходиться. Андропов покидал зал заседаний одним из последних, с неотступно следовавшим за ним полковником Рождественским. Вскоре он будет выходить отсюда последним, что является прерогативой генерального секретаря.

— Товарищ председатель, если можно, я задержусь ненадолго, — сказал Рождественский, сворачивая в туалет.