Именно поэтому, Долбенко предпочитал по диссертации общаться не с профессором, а с адвокатом или даже с Монзиковым, который каждый раз его обирал как липу. Тот же самый адвокат, который лишь пытался перенять формы и методы работы Монзикова с клиентами, как-то раз заметил профессору, что как только Александр Васильевич звонит хохлу, так тот начинает ему платить.

А уж это-то он знал досконально, поскольку был духовной отдушиной у Олега Пантелеевича.

* * *

Приближалось лето. Уже была издана монография тысячным тиражом, в красивой цветной обложке. Долбенко забрал весь тираж и дарил каждому встречному – поперечному, надо было тому или нет, с автографом свой научный бестселлер. Забавное в этой истории было то, что слишком большое количество людей из окружения Долбенко, знало цену этой книги. Но, все делали вид, что ничего не знают и что им крайне приятно прочитать научные изыски молодого ученого. Автор несколько раз чуть не попал впросак, когда не мог ответить на вопрос – чему посвящена его книга. Но это было легко объяснимо, поскольку он же не читатель, а он – писатель!

Придуманная адвокатом фраза «… извини, мне неудобно сейчас говорить, я – на переговорах» на большинство непосвященных в дела Долбенко и его окружения действовала магически. Люди чувствовали какую-то неловкость, что они отвлекают столь занятого и столь важного человека. И было только двое, на кого это не действовало – профессор и Монзиков. И если Монзиков в ответ посылал открытым текстом хохла на х… то профессор перезванивал адвокату и нагружал его всевозможными заданиями и поручениями. Тот же, по причине своей природной лености, ничего, разумеется, не делал, но зато оперативно доводил необходимую информацию до хохла. И Монзиков, и профессор добивались своего результата, но каждый по-своему.

– Так, как там у нас дела с моей диссертацией? – Долбенко ел жаренные баклажаны и при этом что-то помечал в своей толстой тетради.

– Диссертация давно написана. Ты прочел её? – спросил профессор, уплетавший за обе щёки шашлык из телятины.

– Слушай, на х… мне ее читать, а? Давай, звони своему Гигантову, пусть он мне делает за бабки диплом, а я накрою на всю его пиздобратию такую поляну, что он просто охуеет! – Долбенко говорил и не понимал, что несет околесицу.

– Слушай, ты – закарпатский пидор! Ещё раз матернешься в моем присутствии, пожалеешь, что вообще на свет родился! Понял?

– профессор прекратил жевать и готов уже был уехать навсегда, как неожиданно у хохла зазвонил мобильник.

– Извини, профессор, я сейчас, – и Долбенко по телефону обложил трёхэтажным матом одного из его работников, звонившего по служебной необходимости.

– Значит так, с этой минуты за каждое твое матерное слово я буду тебя штрафовать на 10 рублей. Понял? – профессор вдруг удивился самому себе, как это он раньше не догадался до этого?

– Хорошо, профессор. Вот возьми, пожалуйста, сто рублей и считай, что мы – квиты. – Долбенко достал из своей барсетки здоровенную пачку тысячных купюр. – Слушай, а у тебя сдача со штуки будет?

– Будет, – сказал профессор и положил протянутую ему тысячерублевку в карман своего пиджака, – когда научишься мысль оформлять, тогда и сдача, и диплом у тебя будет. Всё будет, понял?

– Э, ты! А ну давай сюда, б… на х… мои бабки, гандон вонючий!

Профессор бросил есть. Быстро сел в машину и уехал. По пути домой он решил заехать на бильярд, тем более, что у него в кармане была тысяча и при любом исходе он мог спокойно поиграть часа 3.

Уже в бильярдной он вдруг понял, что его материальное положение стало налаживаться. Ему попался достаточно сильный игрок, у которого он за полтора часа смог выиграть шесть тысяч рублей. Ко всему прочему позвонила жена и сказала, что от Долбенко приехал парень, привезший большую коробку, где находились:

– литровая бутылка водки «Русский стандарт»,

– бутылка шампанского,

– здоровенная головка сыра «Атлет»,

– длиннющая палка колбасы твердого копчения,

– маленькая баночка чёрной икры и две баночки красной икры,

– две банки говяжьей тушёнки,

– пачка чая «Липтон»,

– небольшой кремово-бисквитный торт,

– четыре больших плитки пористого шоколада и четыре VIP-приглашения на празднование 9-ого мая Дня Победы.

Через полчаса профессору, находившемуся на половине пути от бильярдной к дому, позвонил Долбенко.

– Слушай, профессор, прости меня, пса неблагодарного. Я виноват. Давай сегодня встретимся и помиримся раз и навсегда. Приезжай сейчас на избу. Посидим, попаримся, выпьем, закусим, … – Долбенко явно был не в своей тарелке. Он искренне переживал о случившемся, поскольку альтернативы строптивому профессору у него не было.

– На этой неделе я сильно занят. А на следующей, готов заехать за деньгами. Заодно и попаримся. – Профессор взял и повесил трубку.

Спустя два дня профессор встретился с Гигантовым у него в офисе. Офис располагался в старом фонде, неподалеку от центра города. Трёхкомнатная квартира, переоборудованная под офис, представляла собой довольно жалкое и убогое зрелище. В одной из комнат работала секретарь, которая приходила на работу когда хотела и которая ничего не делала для поддержания чистоты и порядка в помещении. Сам же председатель не отличался чистоплотностью ни физической, ни морально-этической. Книги россыпью и в пачках были разбросаны по всей квартире. В кабинете, где функционировал председатель, он же – директор одного из коммерческих НИИ, был еще больший бедлам. О кухне и говорить не приходится, т. к. годами там не шла холодная вода, а на починку председателю было жалко тратиться. Он наивно полагал, что арендодатели или ПРЭО будут самостоятельно устранять неполадки в доме, предназначенном к капремонту. Поэтому воду набирали всегда из ванной. Зато в средней комнате был относительный порядок. Она использовалась как гостиничный номер, а также там изредка оставался с ночевкой сам председатель.

– Акакий Соломонович, ну что, сделаем за 3000 баксов из Долбенко доктора экономических наук? – профессор пребывал в хорошем расположении духа. Созвонившись накануне с Монзиковым, он уже знал, что председатель дал добро. Единственное, чего не знал профессор, так это того, что по договоренности с Монзиковым Гигантов должен был отстегнуть адвокату 50 % от своего гонорара. Профессор же, в свою очередь, обещал Монзикову тоже 50 % со своего гонорара в случае принципиального согласия председателя.

– Нет, голубчик, только за шесть и ни копейкой меньше! – председатель в этот момент был похож на купчишку, торговавшего залежалым товаром. Его жилетка, маленький животик, очки и бородка клинышком лишь усиливали первое впечатление. – Ведь я же должен очень многим дать их долю. Каждый привык получать… Я каждому дам, а мне самому-то ничего и не останется?!

– А сколько Вы обычно даёте? – с легкой иронией спросил профессор.

– А столько, сколько всегда! – отрезал Гигантов.