Но для этого ей стоило бы отказаться от своего разрушительного упрямства или хотя бы умерить его. Тогда и мужу незачем будет пускать в ход силовые струны своего Марса, и ноты разлада в их отношениях будут звучать слабее, а ноты согласия — сильнее.

Многие, наверно, заметили, что сквозь отношения этой пары все время просвечивают общие законы личных отношений — законы, которые правят всеми темпераментами. Пожалуй, можно бы даже сказать, что в пылком и нервическом лучше всего видны эти общие законы.

По-моему, пылкий — это самый мужской из всех темпераментов, а нервический — самый женский: они больше всего сгущают в себе черточки сегодняшних мужчин и женщин. В пылком темпераменте полнее, чем в других, таится модель мужского поведения — его сильных и слабых сторон. А в нервическом полнее всего проступает модель женского поведения, с его силой и слабостью. Потому-то из рассказа об этих темпераментах каждый из нас может извлечь прямую пользу и для себя.

А как же быть с их характерами? Сходятся они или не сходятся?

У нервического и пылкого часто вспыхивает мысль, что они несовместимо разные, и особенно часто эта мысль пугает нервических.

И в самом деле, разница у них разительная: из трех главных устоев характера похож у них только один — возбудимость, а два других полярны: ощущения у нервического неактивны и кратки, а у пылкого активны и долги.

Но и возбудимость у них разная — и по качеству, и по роли в характере: это как бы звенья от разных цепей, ветки от разных деревьев. У нервического возбудимость самовластна, и она распыляет себя по множеству поводов и случайностей. Она дает ему массу впечатлений, но она командует им, несет его в своих потоках.

У пылкого возбудимость подчиняется долгочувствию. Долгочувствие держит возбудимость в руках, и она из дикой как бы становится полуручной. Чем выраженнее пылкость характера, тем менее заметна возбудимость. Многие пылкие (возбудимые — активные — долгочувствующие), по словам французских психологов, казались людям флегматиками (невозбудимыми — активными — долгочувствующими). Такими видели окружающие Наполеона, де Голля, Черчилля, Сталина. Их возбудимость была как бы под спудом, она прорывалась наружу только во вспышках гнева, да еще была видна в эмоциональности их языка, в крутой манере поведения.

Значит, весь строй ощущений у нервических и у пылких резко не сходится. К чему ведет их эта глубинная разница? Не видят ли они все в жизни сквозь разные психологические призмы? Не вырастает ли эта разница в стену между ними? Не заставляет ли она их смотреть на одно и то же разными глазами — по-разному видеть все скопления мелочей, из которых состоит их жизнь?

Психологи долго наблюдали, какие темпераменты соединяются чаще, какие реже, и выяснилось: нервические решительно предпочитают союз с полярными себе темпераментами — флегматиком и пылким.

У мужчин-нервических в такой союз вступали две трети: треть выбирала женщин-флегматиков, треть пылких. Еще заметнее такое предпочтение у нервических женщин: две пятых вступили в союз с флегматиками, две пятых — с пылкими.

Психологи считают, что здесь действует закон дополнительности, притяжение противоположных темпераментов. Нервические — люди кратких ощущений, и их тянет к людям долгих ощущений; а пылкие и флегматики как раз и относятся к ним. Нервические малоактивны в ощущениях, и их тянет к активным, больше всего к тем же флегматикам и пылким.

Переменчивые ощущения бессознательно тянутся к стойким, малодеятельные — к деятельным: они как бы ищут в них защиту для себя, ищут плюсы, которыми обделены сами. Нервические — люди с повышенной детскостью ощущений, и они испытывают смутную, но глубокую жажду застраховать, обезопасить себя, и поэтому тяготеют к людям повышенно взрослых ощущений. А флегматики и пылкие, которым не хватает детской яркости ощущений, тянутся к этой яркости у нервических, влекутся к ней.

Активность и долгота ощущений — это два главных устоя темперамента, по которым нервические ищут свою противоположность. Возбудимость для них, видимо, безразлична, так как они сами превосходят тут всех. Потому-то половина выбирает себе возбудимых (чаще всего пылких), а половина — невозбудимых (чаще всего флегматиков).

Нервические и пылкие привлекают друг друга, как уже говорилось, противоположными достоинствами. Пылкому нравится юность чувств у нервических, их порывистые и радужные ощущения, тяга к фантазии; нравится им и частая у них (особенно у женщин) хрупкость, незащищенность или, наоборот, кошачьи коготки под этой незащищенностью. Мужчинам нравится женственная грация нервических, частая у них пикантность; нервический для них — разрядка, отдых, веселье. Эти черточки вызывают у пылких и любовные, и одновременно как бы родительские, покровительственные чувства.

А что нравится в пылком нервическому? Прежде всего его горячие, но управляемые чувства, его энергичная активность, сильная тяга к выдумке, к расцвечиванию жизни яркими красками. Нервического изумляет в пылком долгота чувств, которая придает этим чувствам стойкую силу, вескую надежность. А удивление, как говорил еще Стендаль, — это половина того, что нужно для кристаллизации. Инстинктивно влечет нервических и прочность душевного строя у пылких, прочность, которая нужна им как защитная стена.

Как видим, союз их темпераментов может держаться на сильных магнитных влечениях. Естественные биопсихологические фундаменты этого союза больше помогают ладу характеров, чем разладу. Но судьба такого союза зависит и от вторичных свойств их характеров, и от их жизненных принципов. Для судьбы их чувств, видимо, главную роль играют именно дополнительные, вторичные свойства характера, для их отношений — жизненные принципы.

Влечение друг к другу рождает у пылкого и нервического основные свойства их темпераментов: они полярны и поэтому притягиваются друг к другу. Но жизнь или смерть их чувства больше зависит от их дополнительных свойств — и прежде всего от Марса или Венеры, твердости или мягкости ощущений. Это так и бросается в глаза в истории Златы О. и ее мужа — чуть подробнее об этом в главке «Под игом Марса».

А где в союзе пылкого и нервического то самое тонко, которое рвется? Где лежит самое уязвимое место их близости? Не там ли, где у Златы О. и ее мужа? «Он старается всех улучшить; жестко гнет свою линию; я вынуждена все время обороняться от него, отстаивать свой покой; оба не уступаем, и получается у нас — коса на камень».

Если это на самом деле так, то зачинатель разладов — он: он просит улучшений, а ей они не по душе; он предлагает, она отвергает, он настаивает на своем, она отстаивает себя. Возникает позиция не сотрудничества, а соперничества, не дружеской близости, а враждебного отдаления.

Впрочем, чей вклад в разлад больше, сказать, видимо, трудно. Ясно, что равновесие в их отношениях нарушают его «рацпредложения». А если они хороши? Если они могут спасти детей, жену, семью от жизненных бед? Тогда, выходит, к разладам ведут не его выдумки, а ее враждебность к ним? Или то и другое вместе?