Наконец помост, на котором ехали мы с Мари Коз, сняли с плеч и поставили на ступени церкви Сен-Николя. Я быстро вскочил на ноги, Мари Коз хотела последовать моему примеру, но, запутавшись в разорванной хламиде, снова упала, обнажив грудь. Услышав громоподобный гогот и сообразив, что причиной его явилось её падение, она поспешно скрестила руки, постаравшись прикрыть грудь лохмотьями покаянной рубахи. Чтобы выдержать роль до конца, мне ничего не оставалось, как помочь женщине подняться. Окончательно смутившись, Мари попыталась спрятать в руках лицо, и цепь, всё ещё обмотанная вокруг её запястья, глухо стукнула о помост.

Настроение толпы разом переменилось: те, кто только что отпускал по адресу несчастной двусмысленные шуточки, вновь пылали праведным гневом и призывали осадить здание капитула. Тревожно озираясь по сторонам, я с унынием обнаруживал только кривляющиеся лица черни. Те, кто не успел попасть на мост, теперь расспрашивали приятелей, а что, собственно, произошло, и рассказчики уснащали свои отчёты множеством скабрёзных подробностей. Но какой бы уродливой и грубой ни была окружавшая меня толпа, на меня весь этот сброд смотрел с восхищением, а одна женщина даже подползла ко мне на коленях, схватила полу моего плаща и поцеловала её.

Время шло, а толпа не убывала, напротив, из окрестных подвалов выбирались всё новые, невиданные мною прежде представители человеческого рода — так выбираются на поверхность гонимые наводнением полчища крыс, и люди, завидев их, начинают задаваться вопросом, почему им ничего не известно об этих огромных грозных животных, живущих рядом с людьми. И я, глядя на дикое, утратившее человеческий облик скопище, спрашивал себя, каким образом существа эти жили в одном со мной городе, а я никогда не видел их и ничего не знал об их жизни.

Как я ни повышал голос, мне больше не удалось заставить их выслушать меня. Задрав голову, я увидел над собой восемь мумий Сен-Николя. Они расселись на карнизе, нависавшем над порталом, по всей ширине церкви, и мерцающий свет факела наделял их видимостью жизни. Об этой достопримечательности большинство жителей Тулузы знали только понаслышке, ибо, как я уже говорил, предместье Сан-Сюбра внушало отвращение. Восемь мумифицированных человекоподобных фигур с головами, хищно скалившими пожелтевшие зубы, размещались за низеньким решетчатым барьером. Никто не знал, откуда они взялись и почему остались сидеть на карнизе церкви. Сейчас они, злобно ухмыляясь, глядели на меня, словно предсказывая неудачу задуманного мною предприятия.

Я лихорадочно соображал, как мне сбежать из этого ада, куда столь опрометчиво угодил. Честно говоря, я надеялся, улучив момент, рвануться вперёд и, промчавшись по улице, свернуть в первую же подворотню. Однако Мари Коз, намертво вцепившись мне в плечо, продолжала пылко клясться в вечной верности. Едва я попытался оторвать от себя её пальцы, как передо мной во весь свой гигантский рост возник Меригон Комбр.

— Вино идёт! Много вина! Пьют все! Кто сколько хочет! — прокричал он.

Полагая, видимо, что главным жаждущим являюсь я, он ещё раз, но уже своим обычным голосом заверил меня, что вино вот-вот прибудет.

Действительно, появившиеся вскоре люди вкатили бочки на ступени церкви и принялись буравить в них отверстия, и мой слабый голос окончательно утонул в радостном рёве толпы. А когда возвышавшийся над толпой Меригон Комбр провозгласил: «А сейчас мы отпразднуем свадьбу!», мне показалось, что от воплей и выкриков у меня сейчас лопнут уши.

Повернувшись к мумиям, Меригон Комбр добавил:

— От имени присутствующих здесь восьми советников капитула! От имени Жоподриллы и Фаллозада!

И указал пальцем на две мумии, расположившиеся на самом краю карниза.

Я знал, что каждая мумия имела своё прозвище, а всех вместе их обычно величали советниками капитула. Ещё я вспомнил, что перед ними обычно совершали церемонии, пародировавшие священные обряды.

Ответом Меригону Комбру стал несмолкаемый рёв. В то же самое время вдалеке прозвучало несколько выстрелов.

— Принесите свет! — воскликнул повелитель толпы. — И скажите королеве, чтобы она поторопилась!

— Вот она! Да здравствует королева! Да здравствует Меригон!

В эту минуту на улочке, огибавшей чумной дом, появилась кумушка необъятных размеров, жена Меригона Комбра, прозванная королевой-сводней. Её брюхо колыхалось под облачением священника, а на голове высилась бумажная епископская митра с изображением черепа в окружении непристойных символов. Изображая ведьм, готовых улететь на шабаш, рядом с кумушкой скакали девицы на мётлах, одна из которых держала в руке фонарь.

— Сейчас я короную молодую супругу, — пробасила королева, направляясь к Мари Коз и протягивая ей бумажную корону.

То ли Мари Коз заподозрила ловушку, то ли проникла в тайный смысл происходящего, но как бы там ни было, с душераздирающими воплями она упала к моим ногам и обвила их руками.

Внезапно хохот, становившийся всё громче, стих, воцарилась тишина, и взоры устремились на низенькую дверь узкого домика, стоявшего вплотную к церкви Сен-Николя.

Дверь медленно отворилась, и на пороге появился низенький священник с морщинистым лицом и длинными седыми волосами, падавшими ему на плечи. Ему, наверное, было зябко, и он кутался в плащ, какие обычно носят горцы. За ним виднелось морщинистое женское лицо — старушка высоко поднимала огарок свечи, источавшей красноватый свет. Священник улыбался доброй улыбкой, и я догадался, что это был старенький настоятель церкви Сен-Николя.

— Дети мои! Что случилось? Что с вами творится сегодня вечером? — прошамкал он.

Рука королевы повисла в воздухе. Девицы с мётлами бросились наутёк, словно прислужницы дьявола, попавшие под дождь святой воды. Толпа замерла.

Но у меня не осталось времени для созерцания безмятежной красоты, которой дышал облик старца. Раздался крик:

— Меригон! Они идут!

Размахивая палкой, по церковным ступеням взбежал человек с окровавленным лицом и, обращаясь то к Меригону Комбру, то к толпе, закричал:

— Убийцы! Советники из Ла Дорад притащили солдат с двумя кулевринами, с аркебузами, и солдаты уже очистили мост. Скоро они доберутся и до нас.

Спокойно пожав плечами, Меригон Комбр шагнул вперёд и, разведя руки, произнёс:

— Я сделаю с советниками из Ла Дорад то же самое, что сделал с советником Жаном Мандроном, — расквашу им хари.

В самом деле, пятнадцать лет назад, во время одного из мятежей, он сломал нос Жану Мандрону.

Неподалёку от площади раздались выстрелы.

— Туши факелы! — крикнул кто-то, и в секунду вокруг воцарилась темнота.

Чья-то сильная рука схватила меня и с такой скоростью потащила по тёмной улице, что я едва успевал перебирать ногами. Пока похититель не заговорил, я, признаюсь, дрожал от страха как осиновый лист. Но стоило мне услышать его голос, я сразу узнал Торнебю.

— Поворачивайте направо, спрячемся у меня, — прокричал мне мой верный спутник.