– Ты в порядке? – спрашивает Аминат хриплым от подступающей тревоги голосом.

– Нет, – говорю я. Я знаю, как это прекратить, но не прекращаю.

Слизь покрывает мой нос и входит в ноздри, окутывая их изнутри. Я чихаю, но она никуда не девается. Открываю рот, чтобы снова чихнуть, и слизь оказывается внутри него, обволакивает зубы, язык, внутреннюю поверхность щек и верхнюю часть глотки. Я сопротивляюсь этому. Меня выворачивает и корчит, но рвоты нет. Во рту извивается сотня опарышей, чуть соленых на вкус.

– Кааро!

– Я в порядке, – выдавливаю я, но это неправда.

Вещество движется вниз по подбородку, вокруг шеи, покрывает грудь, спину, руки, пах, бедра и ступни, включая подошвы. Одежда распадается и сваливается. Я не могу дышать. Ноздри забиты, в глотке спазм. Я пытаюсь прочистить нос или убрать слизь изо рта, но она разрастается слишком обильно, чтобы ее остановить.

– Кааро, мне это не нравится. Я позову на помощь.

– Нет.

Успокойся. Подумай. Расслабься.

Я не дышу, но мозг не вопит от нехватки кислорода, и мне не стало дурно. Я жив, сердце все еще бьется. Я перестаю сопротивляться. Мне немного больно, потому что каждое мелкое колебание слизи, кажется, задевает нервные окончания. Глаза я закрыл, но чувствую, что происходит вокруг. Ксеносфера отрезана, и я подозреваю, что слизь передает информацию напрямую в мою нервную систему и черпает кислород из воздуха.

– Кааро?

– Все… Я думаю, что все в порядке, милая. Просто странно.

– Ты и выглядишь странно. Как статуя из соплей.

– Не говори так. А тем временем я проголодался. – Я подхожу к холодильнику и начинаю есть.

Просыпаюсь я от холода. Не могу вспомнить, когда уснул, но открываю глаза. Дверца холодильника открыта, от всей еды остались только упаковки. По всей кухне открыты шкафчики и царит невообразимый разгром, хотя робот-пылесос гудит, очищая пол. Никаких следов слизи не видно. Я обнажен. Лужица рядом со мной намекает, что я, видимо, обмочился.

– Аминат!

– Здесь, – откликается она из гостиной.

Я присоединяюсь к ней и вижу, на что она смотрит.

– Я беспокоилась, что ты отправишься развлекаться со своей бывшей подружкой, но уже не беспокоюсь, – говорит она.

О’кей.

Ойин Да подходит ко мне в назначенное время в назначенном месте – там, где я покупаю суйю. Я предлагаю Йаро кусочки мяса, но он так болен, что не может есть. Рана у него на боку кишит опарышами, и Ахмед пытался отогнать его, говоря, что он распугивает покупателей.

– Я скоро за ним вернусь, – говорю я. – Отведу его к ветеринару.

– Кааро, у нас нет времени, – говорит Ойин Да.

Я прощаюсь с мальчиками и иду с ней.

– Я проанализировала координаты с твоего чипа и уверена, что мы сможем попасть в камеру.

– Хорошо.

– Твоя карьера в О45 на этом закончится. Даже если мы выберемся вовремя, они узнают, что это был ты.

– Я сам об этом позабочусь. В прошлый раз, когда мы вместе пошли на задание, ты перешла на сторону местных.

– С государственным учреждением такого не будет. – Она останавливается и осматривается. Мы в укромном месте. Сейчас темно. Никто нас не заметит, разве что через очки ночного видения. – Стой и не двигайся.

Пока мы переносимся, я думаю о том, что она больше не носит свои афро. Ожидаю тошноту, но обходится без нее. Вместо этого кажется, что тело мгновенно растягивает, время замедляется, а душу из тебя вывинчивают. Там, куда мы прибываем, темно, и я немедленно нащупываю ксеносферу. Я ее нахожу. Они не ждут сенситива и не подавили ее антигрибковыми средствами. Наверное. От Ойин Да идет белый шум. Она нашла способ меня заблокировать, что неудивительно, учитывая ее опыт работы с ксеноформами и против них. В этом месте охраны нет, но я улавливаю остатки их мыслей, нейромедиаторов в старой конфигурации, суетящихся вокруг по тем же траекториям. Я ищу любые сведения о Толу Эледже или его образ. Я вижу избиения и обыденную жестокость, его панические мысли и обреченность. Я вижу, где его держат. Киваю Ойин Да, но мы не разговариваем, как и договорились. В таких местах есть звуковые датчики, а мне не очень хочется объявлять о нашем прибытии. Я иду вперед, она следом за мной.

Мы все еще на минус четвертом этаже комплекса в Убаре. Я двигаюсь стремительно, как сплетня. Никогда не был таким быстрым, даже в молодости. Я в том возрасте, когда нужно работать, чтобы добиться того, что в двадцать лет воспринималось как должное, но мчусь так, словно тело ничего не весит. Как будто в видеоигре. Я ориентируюсь по когнитивной схеме, которую собрал из остаточных паттернов в ксеносфере, отвергая неверные повороты и испытывая ложное узнавание, одолженное дежавю.

Я у его камеры. На двери кодовый замок, но мне не следует его использовать, потому что внутри, с Эледжей, кто-то есть. Дверь не заперта – я знаю это, еще не коснувшись ее. Я знаю, что как только войду, прозвучит сигнал тревоги. Меня бесит, что я не могу узнать, что думает Ойин Да. Я заполняю комнату помехами. Никто в ней не сможет думать. Еще я приказываю их мозгам не замечать меня или Ойин Да.

Обстановка в камере скудная: койка, стул, унитаз. Заключенный на коленях, его руки скованы спереди, а охранник стоит перед ним и держит сложенный ремень. На лице, шее, плечах и руках Эледжи следы от ударов. В голове охранника я вижу, что это не санкционированный допрос и что он просто скучает в ночную смену. Я заставляю его снять наручники с Эледжи и сделать минет собственному пистолету. Он продолжит делать это, пока будет бодрствовать. Утомившись, он заснет, но сны его будут полны тех же действий, а проснувшись, он продолжит.

Камера здесь есть, но, думаю, ради этой вспышки жестокости охранник вырубил трансляцию или попросил приятеля отвернуться. Все равно я ожидаю тревоги в любую секунду.

Я подхожу к Эледже и использую все, что знаю, чтобы одолеть его защиту. Чувствую эффект от слизи, улучшающий мои способности, делающий все намного проще. Это словно плавать, а не вести осаду. Так легко. Я миную все грубые уловки и ложные воспоминания.

Мне некогда играть. Кто ты, и почему они тебя допрашивают?

И я сразу узнаю.

Прежде чем я успеваю заговорить, срабатывает тревога. Она беззвучная, но я чувствую пульс в ксеносфере, паническое возбуждение и нарождающийся прилив адреналина и дофамина. В молчании нужды больше нет.

– Ойин Да! – говорю я, пугая Эледжу. До этого он не замечал меня, удивляясь странному поведению охранника.

Она входит в камеру.

– Ну?

– Возьми его. Пора уходить.

Я чувствую, что они идут с оружием и перекрывают выходы. Они видят нас, и вид Ойин Да пробуждает в них первобытную ярость, потому что она известная диссидентка. Ей требуется одна-две минуты, чтобы запустить программу транспортировки. Я подмигиваю ей и выхожу из камеры.